Тот самый яр...Роман
Шрифт:
— Не вопрос…
— Тогда пойдём хирургией заниматься.
— Ой, соседушка, боязно мне.
— Не бзди, кума — лечение проверенное.
Заговорщиков Натан Натаныч встретил чистым, осмысленным взглядом.
Узнал Василия, Октябрину, прыгнувшего на постель Дымка.
— Словно очнулся… недавно была палата, сейчас знакомая комната. Ходики в чувство привели.
Васька осклабился:
— Фронтовичок, я тебя телепатически вылечил: испугался, небось, подзатыльника?
— Не понимаю.
— И не поймёшь… надо закончить
Напуганная хозяйка глядела подозрительно на гостя: сердце находилось в объятиях житейской тревоги.
Снайпер уловил чувство растерянности.
— Не беспокойтесь обо мне. На меня иногда что-то находит… лунатиком не был, но испытываю чувство полуотрешения, замутнённости сознания. Реальный мир перестаёт существовать… кто-то тянет в прошлое.
— Меня в него двумя арканами не затащишь, — Василий, словно заправский массажист, сильными пальцами разминал ветерану шейные хрящи. — Прошлое — злое существо… молодыми да сопливыми мы творим в нём невесть что…
— Философ, шею не сломай больному.
— Он здоровее нас. На такую бычью шею не вдруг ярмо подберёшь.
— У меня, Василий, душа обессиленная…
— Знамо: настрадался на войне, повидал такого ада.
— На войне и на миру опоганенном…
Хозяйка сомневалась: выставлять-нет заначку… Оба во хмелю… Васька частушки непотребные горланит.
Телепат местного значения прочитал мысли Красного Октября:
— Ставь, ставь крем-соду.
— Частушки про власть орать не будешь?
— Про какую власть — на которую хочется кучу накласть? Такую ошпарю частушками.
Льётся кровь народная — Наверно, беспородная. Самодуры красные Для страны опасные.…Культ морды давно осудили…
Плачет русская земля — Все злодейства из Кремля. Знаем мы врагов народа. И в Кремле не без урода.Ветеран Великой Бойни вслушивался в песенный настрой. Сливались на лбу морщины… отблески далёкой муки проблескивали в прищуренных глазах. Разряд памяти не пробивался сквозь толщу годин.
Где-то в лабиринтах извилин отложился запретный текст частушек, но Воробьёв, утомлённый грузным временем жития, не мог припомнить точки отсчёта дней услышанного фольклора. Из мучительного состояния погружения в прошлое вывел Губошлёп:
— Их давно поют в Колпашино… не косись, Красный Октябрь, не пугайся красных… сейчас правят серо-буро-малиновые… Устроили гады вторую смерть землякам через утопление…
От самогонки сердечник отказался. Не хотелось ни водки, ни коньяка… опустился
На больничной койке гвардеец продолжал казнить себя: зачем потащился в Колпашино, где взбудоражил память, стал свидетелем нового падения власти: мир её изощрённой лжи ширился, калечил души. Правителям не помогут молитвы, Отче наш не воскресит испоганенной правды. «Не воскресит и мою душу, которую сатана покрыл несмываемым позором…».
Осматривая простое убранство почти деревенской избы, Натан Натаныч перевёл взгляд на разговорчивого Василия, пожирающего самогон. В этом шустряке бурлила энергия жизни… над башкой словно сиял нимб свободы.
— Болезный, чё приуныл? Подсаживайся. Опрокинем тоску… Если судьбу не смачивать водкой, напитками народными — до петли додумаешься. А так шарахнешь стаканеус — и всё чин чинарём… Давно говорю корешам: наша страна — стартовая площадка для алкашей…
— Для ракет тоже, — добавила Октябрина.
— Эээ, Красный Октябрь, на хрена нам светлый космос, если в головах тьма. Надо не Всевышнего в небесах вышаривать, а на земле бога искать. А божество земное — народ. Его нашла вульгарная партия да просмотрела за всей своей трепотнёй… Рабами были, рабами подохнем… Я в армии на политзанятиях мозги офицерам вправлял. Они страшатся солдатеусам матушку-правду представлять, а я ложь крушу ломиком… Посмотри, Красный Октябрь, какая ситуация с утопленниками. Они лежали в яру нашем под охраной двух улиц — Железного Феликса и Ульянова. Яр — на крови… Подсунули нарымчанам подарочек… Ох, не подарок нам власть, ох, не подарок…
— Сосед, я на тебя самогонки не напасусь.
— Красный Октябрь с улицы Железного Феликса, я тебе мешок сахара привезу, дрожжей куплю.
— Гони её, проклятую, сам.
— Терпежу нет. Начнёт змеевичок яд целебный сбрасывать — дегустацию устраиваю… После третьей пробы хорошее словечко дегустация уже не произнесу.
— Всё, Василий, заканчивай фестиваль.
— Не гони, кума. На хозработах пригожусь.
— Человеку отдохнуть надо…
— Отдохнём в тюрьме…
Глава восьмая
Невинная Обь несла великие воды в бескрайние дали.
В сети рыбаков, на перетяги с самоловными крючками попадались трупы с пригрузом. Нарымчане их не выпутывали.
Кто с оторопью, кто со страхом осматривали диковинный улов, обрезали сети, лишались многих остро отточенных крючков.
Труп на плаву занесло в густые тальники. Шапка пены прикрыла остаток косоворотки, бессмертный крестик на прочной шёлковой нитке.