Товарищ генерал
Шрифт:
Два дня он совещался в Запорожье с видными военачальниками фашистского вермахта, готовя контрудар по войскам Харитонова. Армия Харитонова, занимавшая огромный рубеж от Краснограда до Синельникова, была истощена в непрерывных боях.
Как ни старался Харитонов преодолеть образовавшийся разрыв между устремившимися вперед танками и их обеспечением горючим, разрыв этот увеличивался. Танки оказались без горючего и боеприпасов на открытых местах. Наступила оттепель. Неприятельская авиация не замедлила воспользоваться безоблачной погодой и начала бомбить остановившиеся танки. Немецкие войска, имевшие к тому времени десятикратное превосходство в танках, ринулись на Павлоград
Командир корпуса вместе с тяжело раненными начальником особого отдела и адъютантом выехал на машине по направлению к селу, где находился штаб Харитонова.
Шофер вел машину, пока хватило бензина. Доехали до небольшой деревушки, где не было неприятельских войск, и остановились в доме сельской учительницы,
Шофер пешком отправился в Рождественское.
Узнав о тяжелом положении комкора, Харитонов вызвал Сурина, и тут же было решено направить в село самолет «У-2». Ему не требовалось большой взлетной площадки, и он мог легко и быстро приземлиться в любом месте. Немцы называли его "Рус фанер".
Было услоалено, что командир корпуса в течение этой ночи даст несколько сигналов летчику, облегчая ему приземление.
В село вылетел пилот Бойко. Он благополучно приземлился.
Командир корпуса распорядился прежде всего увезти раненного в живот начальника особого отдела. Бойко доставил на аэродром раненого и снова вылетел в село. /На этот раз он имел твердое указание привезти командира корпуса. Но командир корпуса снова уступил место тяжело раненному адъютанту. На всякий случай он отправил с летчиком свои личные документы и генеральскую форму, а сам переоделся в гражданскую одежду. Когда Бойко прилетел в третий раз, сельская учительница сообщила ему печальную весть-комкора арестовали.
— Он выдал себя за старого учителя, но так как он не проживал в этом селе и у него не было документов, то он был задержан для выяснения личности, — рассказывала учительница. — По-видимому, его здесь продержат некоторое время, а потом отправят Б Павлоград, — предполагала она.
Бойко, прилетев на аэродром, сообщил об этом Сурину. Тот посоветовался с Харитоновым. Было решено высадить невдалеке от этого села разведчицу, которая должна была открыть местонахождение командира корпуса и сообщить по радиопередатчику, куда надо выбросить десант, чтобы спасти его.
Сурин отобрал для этой цели двадцать смельчаков.
Разведать местопребывание командира корпуса вызвалась вернувшаяся в это время из госпиталя Зина.
Не станем вдаваться в подробности, каким образом попал Бойко в армию к Харитонову, скажем лишь, что он переписывался с Зиной, когда она находилась на излечении в госпитале. Она писала ему, что по выздоровлении будет настаивать, чтобы ее направили в ту армию, — которой командует Харитонов.
"Все наши девчонки, — писала она, — немножко были влюблены в него, и я тоже, пожалуй даже больше других, потому что глубже понимала его. Такого человека нельзя не полюбить. Ты в этом убедишься, когда близко узнаешь его. В нем нет ничего фальшивого, неискреннего, это человек большой правды. Мы многому у него научились, и если я способна теперь писать тебе так искренне, то этой искренности в выражении сокровенных чувств я научилась у него. Он нам рассказывал о своей жизни, о своей первой любви, как сильно он любил девушку, которая стала его женой, как она делила с ним все трудности, как помогала ему преодолевать их. Я представила себе образ этой девушки и решила, что у меня должен быть свой Харитонов,
Пойми, Петя, с какой требовательностью я отношусь к тому чувству, которое у меня есть к тебе, и если ты найдешь в себе мужество понять это и сказать мне, что ты не тот, каким^ я тебя хочу видеть, что ты только всего-навсего хороший, честный, простой, веселый и озорной парень, я найду в себе силы разлюбить тебя!"
Получив такое признание, Бойко был потрясен. Он чувствовал, что непонятная еще ему сначала сила души Зины, светившаяся в ее глазах, теперь выразилась в ее письме.
"Неужели, — думал он, — она не будет любить меня, если я буду не такой, как Харитонов? Я не представляю себя в роли генерала, особенно пехотного. Командовать и управлять я не умею, учить людей тоже не могу. Могу быть только верным товарищем и выполнить любое задание правительства в своем летном деле".
Он попытался в таком духе написать ей, но письмо показалось ему ребяческим, к тому же слишком сумбурным.
Бойко не отправил письма. Заветным его желанием сделалось при первом же свидании с Зиной изъяснить ей это на словах.
В том, что Харитонов именно такой, каким описывала его Зина, Бойко убедился, когда его авиаполк был придан этой армии, а звено, в котором он летал, было выделено для обслуживания штаба армии.
Он несколько раз вылетал с Харитоновым в дивизии. Обрадовало его, что Харитонов любил летчиков, в прошлом командовал десантным корпусом и под буркой носил куртку парашютиста.
Еще более обрадовался Бойко, когда однажды Харитонов показал ему снимок, где он был сфотографирован вместе с Чкаловым.
Это обстоятельство окрылило Петю Бойко в предстоявшем объяснении с Зиной.
Как раз в ту ночь, когда он, получив все необходимые инструкции, подготовил самолет к вылету и, сидя в своей кабине, поджидал радистку, в заднюю кабину вошла девушка. Сопровождавший ее Сурин дал знак отправления. Мотор заработал, и самолет, пробежав несколько метров, легко оторвался от земли.
Набирая скорость, Бойко летел по маршруту, который ему был указан Суриным, и так как уже стемнело и все небо было покрыто сплошными облаками, то ориентироваться он мог только по приборам.
Подул южный ветер, в облачной мгле образовались проемы, которые все увеличивались, и наконец небо совсем очистилось, и засияли в нем бесчисленные мелкие звезды.
Показался лесной массив. Бойко, сделав над ним несколько кругов, пошел на снижение.
Когда самолет приземлился, Бойко подрулил в укромное место и вылез из кабины.
— Ну как, не замерзли? — спросил он, подойдя к задней кабине, из которой виднелся только кончик шлема радистки.
Вскоре показалась скованная меховым комбинезоном женская фигура.
— Зина! — вырвался у него возглас.
— Петя! — сказала она вполголоса. — Ничего не говори… Потом все расскажешь… Помоги снять комбинезон!
Когда комбинезон был снят, Зина оказалась в хорошо сшитом зимнем пальто. Встряхнув кудрями, она легко надела отороченную мехом шапочку и, слегка примяв ее сзади тонкими пальцами, ласково спросила.