Товарищ Кощей
Шрифт:
– Беда случилась.
– Какая беда?
– не понял Сергей.
– Да кто ж его знает?
– опять пожал плечами князь.
– В ваших таратайках столько всего понапихано...
– а потом предложил идти дальше. Мол, эти всё равно долго провозятся.
Ещё раз поглядев на затор в бинокль, Гусев согласно кивнул, и они отправились к месту установки следующей косточки (назвать её оберегом у Сергея язык не поворачивался)...
Полковник отложил в сторону свежую разведсводку, которую внимательно изучал до этого, и повернулся к Кощею:
–
– Они долго не лежат, Колычев, - вздохнул Кощей.
– Долго -- это сколько?
– Такие -- дней пять. Можно попробовать растянуть до...
– князь задумался, потом неуверенно проговорил: - В общем, семь-восемь дней, но лучше проверить.
– По-нят-но...
– протянул Колычев.
– А как твои обереги своих от чужих отличают?
Услышав, что никак не отличают, Командир погрустнел и после ещё нескольких вопросов перешёл к делу, ради которого их сегодня и позвали.
Оказывается, по некоторым данным, верхушка Вермахта, получив от любимого фюрера нагоняй за неудачу под Москвой, решила хоть как-то ре-а-би-литироваться и добиться стратегического преимущества на южном направлении. Проще говоря, они сейчас готовят какую-то пакость здесь, в Крыму. И командованию нашей крымской группировкой очень хотелось бы знать, где, когда и какую именно пакость. А для этого требовался "язык". Но не румынский, которых поблизости имелось хоть... Много, в общем. Нет, "язык" требовался, во-первых, немецкий, во-вторых, штабной и, в-третьих, из штаба не ниже дивизионного.
Подождав, когда князь с капитаном осознают услышанное и проникнутся его важностью (а заодно и переведя дух), полковник продолжил.
Сложность состояла в том, что "языки" нужного вида в ближнем вражеском тылу не водились. Идти за ними следовало в глубокий тыл, но и это тоже дело вполне обычное. И потому с задачей добыть нужного были отправлены пять разведгрупп. Одна за другой. И из всех этих групп вернулись только два человека. Сообщившие, что группы были уничтожены не егерями и даже не случайной бомбёжкой, а населением татарских деревень. Советскими, блин, гражданами!..
Когда Командир закончил описывать обстановку, в кабинете повисло тягостное молчание. Потом князь проскрипел:
– Разберёмся. Пойдём я и Гусев. Гусеву нужна немецкая форма. И нужен самолёт. Такой, как тогда летали.
– Если в немецкой форме, то лучше бы ещё и Пучкова взять, - возразил Сергей.
– Капитан прав, - поддержал его Командир.
– Он будет изображать офицера, ты -- водителя. А Пучков -- кого-то вроде адъютанта.
Князь помолчал, что-то прикидывая, потом внимательно посмотрел на полковника:
– Колычев, а ты понимаешь, что случись что, я ведь троих не вытяну?
– и, видя, что Иван Петрович собирается что-то возразить, добавил: - Земля эта хоть и наша, но мне-то чужая. И уговаривать её долго надо. Так что если что, придётся на голой Силе тянуть.
– Почему троих?
– спросил Гусев, пока Командир подыскивал достойный ответ.
–
– лязгнул Кощей, явно рассерженный недогадливостью напарника.
Сергей хотел было ответить в том духе, что они и сами могут себя вытащить, но Командир, кашлянув, чтобы привлечь внимание, вдруг спросил:
– Княже, а в те, в старые времена со скольки лет мальчик считался взрослым воином?
Кощей молчал долго, больше пяти минут. Потом выдохнул:
– Твоя правда, Колычев. Не след мужам весь век под подолом прятаться, - потом повернулся к Сергею: - Не держи обиды, капитан осназа Сергей из рода Гусевых. Не со зла то, а лишь по скудоумию моему.
– Да... Кощей, ну, ты что... да я...
– Серёга пытался сказать, что всё в порядке, что он не обижается и всё такое, но слова почему-то где-то застревали, и вместо связной речи получалось мычание.
Неизвестно, сколько бы он так мучился, если бы Колычев, остановив капитана жестом, не обратился к Кощею:
– Князь, капитан осназа Сергей Гусев хочет сказать, что он не обижается. Что он всё понимает и благодарен тебе за заботу, - полковник повернулся к Гусеву: - Так?
И Серёга с облегчением выдохнул:
– Так!
– Ну, а если с этим разобрались, - Колычев тоже перевёл дух, только постарался сделать это не так явно, - то давайте продолжим.
Высадка прошла штатно. Без приключений. Да и с чего бы им быть, если через пять минут после взлёта князь аккуратно взял под своё управление Пучкова, к тому времени извертевшегося в попытках увидеть, где летит Кощей? В тесной кабине! В которую, кроме него, ещё и сам Гусев втиснулся (точнее, наоборот -- сначала влез Гусев, как более крупный, а потом уже Пучков). В общем, Сергей уже прикидывал, как бы так аккуратно приголубить "соседа", чтобы и не покалечить, и угомонить.
Не успел. Князь, почуяв, что дело идёт к трагическому финалу (так один лектор сказал, который приезжал рассказать бойцам осназа о театре), принял... а-дек-ват-ные меры. В общем, долетели нормально, вылезли из кабины -- Гусев на одно крыло, Пучков на другое -- и по команде князя: "Пошёл!" - одновременно шагнули в темноту.
Приземлились тоже одновременно и почти рядом. То ли случайно, то ли Кощеевы обереги поспособствовали -- князь попросил Сергея передать один из тех двух шариков Найдёнышу, сказав, что и одного хватит. Спрашивать, почему сначала нужны были два, Гусев не стал, чтобы не расстраиваться.
Князь появился минут через пять. Вынырнул непонятно откуда и своим скрипучим голосом поинтересовался, все ли целы. Переждал случившуюся у Серёги вспышку красноречия, посоветовал смотреть вокруг не просто глазами, но и Силой, и объявил выступление. Гусев -- первый, следом -- Пучков, сам князь -- замыкающим. Двигаться "вон в ту сторону". К дороге. Подождал, пока капитан на всякий случай сверится с компасом, поворчал по этому поводу ("Будешь всё время пользоваться подпорками, никогда сам ходить не научишься!"), и дал команду выступать.