Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

Федор Джули

Позже разные члены худсовета выражали обеспокоенность в связи со сценой казни, и, как мы увидим, в окончательной версии сценария этот эпизод изменился до неузнаваемости.

Эта тема получила развитие в сюжетной линии Дины. Эпизод, когда от Алексея потребовалось принять тяжелое решение и послать молодую девушку, которая оказалась врагом, на верную смерть, стал второй вехой нравственного пути Алексея. Вот как Поляновский описывает смысл этой сюжетной линии: «У нас есть две вехи в процессе становления чекиста: первая — у него на глазах убивают женщину. Вторая — девушка, неуравновешенная, возможно, восторженная, возможно, не имеющая собственной точки зрения, по-человечески чем-то привлекательная для героя, но он уже взрослый человек со сформировавшимся чувством долга, он отвечает перед страной, перед партией, перед народом и поэтому, скрепя сердце, жалея ее, ведет ее в ЧК» [404] .

404

РГАЛИ,

ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 58.

Нравственная дилемма Алексея вызвала немало дискуссий; режиссер предлагал смягчить исход этой сюжетной линии, позволив Алексею защитить Дину перед Брокманом. Поляновский в ответ на это указывал: «Ленин понимал необходимость жесткости, и не только жесткости, но и жестокости в определенные моменты. Она диктовалась революционной ситуацией, и ничего плохого в ней не было» [405] . Поляновский упомянул при случае, что он получил письмо об этой сцене от «старого чекиста», который написал: «Как я понимаю Алексея, когда он арестовывает ее и ставит перед трибуналом» [406] .

405

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1371, л. 62.

406

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 58.

Однако после майских обсуждений 1962 года сценарий был исправлен. Во втором варианте Алексей просит Брокмана за Дину, и вопрос о ее судьбе остается открытым. На июльской встрече худсовет одобрил способ, который избрали авторы для решения этой проблемы, очень уместно переместив акцент с «жестокости» на «гуманность». Один из выступавших приветствовал тот факт, что Алексей теперь действует из «осознанных добрых побуждений», а не «из психологического страха боли и смерти», которые характеризовали его реакцию на казнь Гревенец [407] .

407

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1382, л. 18.

Не только вопрос казни Дины в этой сюжетной линии вызывал беспокойство; некоторых членов худсовета тревожила двуличность Алексея по отношению к Дине. Алексей не сообщает ей о том, что он чекист; по сути, он завоевывает ее доверие обманным путем, позволяя ей считать, что он симпатизирует белым. Некоторые критиковали этот момент сценария.

Критика эта отражала общепринятые стереотипы о благородстве чекистов. Один из выступавших спросил: стал бы настоящий чекист обманывать девушку, пусть даже она враг народа? Другой утверждал, что эта деталь «скомпрометирует весь фильм» [408] , что неэтично показывать такое предательство в фильме для детей [409] .

408

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 21.

409

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 20-1.

Журавлев заявлял, что «чекисты тех лет были людьми, которые не шли на провокации» [410] . Острая реакция на образ Алексея как провокатора, возможно, была связана с официальной партийной линией, согласно которой ЧК не использовала провокаторов, поскольку, как известно, Дзержинский не одобрял такую практику. В марте 1918 года ВЧК официально запретила прибегать к помощи провокаторов [411] , но этот запрет кажется во многом декларативным по своей природе. В действительности провокаторы играли главную роль в нескольких самых знаменитых операциях ЧК, хотя этот аспект очень осторожно затрагивался в соответствующей пропаганде [412] .

410

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 80.

411

Колпакиди и Серяков.Щит и меч. С. 323.

412

Больше всего об этом известно в деле Локхарта.

Всегда существовала большая натяжка между идеальным чекистом, который, как идеальный рабочий, отличался честностью, прямотой и открытостью, и реальным чекистом, результаты работы которого зачастую зависели именно от его уловок, ухищрений

и актерских способностей. В этом смысле знаменателен тот факт, что Илларионов изначально задумывался как бывший актер, ставший чекистом (достаточно распространенный тип в реальности; актерские навыки ценились в органах безопасности, бывших актеров вербовали с удовольствием) [413] . В первом варианте сценария «плохой чекист» описывался так: «Илларионов — бывший актер. Это красивый мужчина с нервным энергичным лицом и копной волнистых рыжеватых волос. Его наружность и манера держать себя определенно театральны» [414] .

413

Больше всего об этом известно в деле Николая Хохлова, о котором см. в главе 4.

414

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1572, л. 25.

Как отмечает Поляновский, «Илларионов — бывший актер, позер, человек, который умеет говорить красиво, умеет делать красивые жесты» [415] . Хмелик уточняет: «Очевидно, он не бывший актер, а актер по жизни. Он любит позировать» [416] . Это ключевое различие, которое можно провести между «хорошим» чекистом времен Дзержинского и постсталинских лет и «плохим» чекистом-самозванцем сталинской эпохи: Дзержинский никогда не «играет», тогда как Ежов и Берия, как и враги государства вообще, только и делают, что носят маски и принимают позы.

415

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1402, л. 27.

416

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1402, л. 42.

Нравственный путь худсовета

Есть документ, который указывает на то, что худсовет пережил своего рода кризис: стенограмма собрания, прошедшего 18 декабря 1962 года и посвященного обсуждению режиссерской версии сценария. Документ этот особенно ценен и подробен.

По своей атмосфере эта встреча, насколько можно судить по стенограмме, поразительно отличалась от предыдущей, июльской. На июльском собрании все пришли к согласию, что наиболее важные идеологические вопросы улажены, осталось лишь немного доработать сценарий. Практически по всем вопросам, за исключением фигуры Илларионова, удалось прийти к взаимному согласию.

Однако все изменилось в декабре, когда несколько членов худсовета выдвинули свои возражения и «линия фронта» неожиданно растянулась. Некоторые высказали ряд серьезных замечаний по фильму и даже, кажется, выразили желание до определенной степени отстраниться от проекта. Вольпин заявил: «Еще на этапе обсуждения первой версии сценария я предложил авторам прояснить, что они собираются создать… приключенческий фильм, в котором глубоко не затрагиваются проблемы, пожалуй, даже неподходящие для я.детской аудитории, поскольку все, что вы говорите теперь о ЧК, об ошибках 1937 года, вплоть до 1956-го, — вряд ли это является темой, которую мы должны представлять на суд детей… Мне кажется… сценарий в нынешнем его варианте неудачен. Я не могу взять на себя ответственность. У меня был только первый вариант… и я чист. Я предвидел это… я полностью поддерживал идею отложить съемки и всесторонне доработать сценарий» [417] .

417

РГАЛИ, ф. 2453, он. 4, д. 1391, л. 45 и 47. Такой подход («Я же тебе говорил») немного сложно принять, особенно от Вольпина, чьи комментарии о том, что население считало чекистов «палачами» и «бандитами», были удалены из исправленной версии стенограммы майского заседания 1962 года. Таким образом, даже логично предположить, что его критика фильма здесь была своеобразной попыткой спасти или защитить себя.

Как справедливо отметили авторы и режиссер, эта довольно кардинальная перемена точки зрения некоторых членов худсовета кажется странной, учитывая то, что, во-первых, авторы уже внесли все поправки, предложенные худсоветом на предыдущих собраниях [418] , а во-вторых, никаких идеологических вопросов в связи с историей, положенной в основу сценария, опубликованной в СССР и переведенной на несколько иностранных языков, не возникало [419] .

418

РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 59-61.

419

РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 1391, л. 57.