Трактат об удаче (воспоминания и размышления)
Шрифт:
Напомню популярное высказывание У. Черчилля о том, что демократия – вещь дрянная, но лучшего человечество пока еще не придумало. При чем здесь демократия? При том, что и ее стержнем является конкуренция. Именно она делает демократию и рынок, при всех их издержках, несравненно лучше, жизнеспособнее, чем монополия в экономике, политике.
В последние года три мне повезло встретить двух своих закадычных друзей школьных и институтских лет. Жизнь развела нас по разным краям СССР на долгие пятьдесят лет. Первые годы изредка переписывались, а потом прервалась и эта ниточка. И вот теперь, уже в качестве пенсионеров, у нас появилась возможность пообщаться вдоволь, не торопясь.
По итогам этих встреч я сделал для себя одно открытие: чем чаще встречаешься с человеком, чем больше с ним говоришь о жизни, тем
Этому, на первый взгляд, парадоксу имеется, как минимум, два объяснения.
Во-первых, при редких встречах оказывается мало общих знакомых, о которых остались воспоминания, о судьбе которых хотелось бы узнать и, что греха таить, посплетничать. Школьные, институтские друзья… и все.
Подобным же образом обнаруживается недостача, а то и отсутствие интересных событий, участниками которых мы оба были, которые бы сегодня можно было вместе (!) вспомнить, обсудить, «сверить часы». Не глобальных событий, мирового или союзного масштаба, а относительно небольших, в которых мы были не только зрителями, но и играли хотя бы эпизодические, но роли.
Без этого живого участия события, которые когда-то представлялись очень важными, «усохли» во времени, потеряли для тебя былую остроту, а то и вовсе забылись.
Об этом парадоксе я вспомнил, когда попытался определить перечень событий, которые лично для меня наиболее ярко характеризуют «внешнюю среду» эпохи «от Хрущева – до Черненко». За бурные тридцать с лишним лет таких оказалось не так уж много.
В хронологическом порядке, да и по эмоциональному восприятию, первым таким событием является знакомство с докладом Н. Хрущева на ХХ съезде КПСС, посвященным разоблачению культа личности Сталина.
Весной 1956 года я вместе с другими пятикурсниками работал над дипломным проектом. Нашему потоку (четырем группам) был выделен большой чертежный зал в металлургическом учебном корпусе УПИ, каждому – персональный кульман и время – с девяти до девяти.
Однажды всех комсомольцев (а «неохваченных» среди нас не было) пригласили в актовый зал, где при закрытых дверях был зачитан тот самый «закрытый» доклад Н. Хрущева. Произвел он на нас ошеломляющее впечатление. Как будто при движении автомобиля на полной скорости кто-то не притормаживая воткнул заднюю передачу.
Когда мы вернулись в свой рабочий зал, первые тридцать минут стояла мертвая тишина. Обмениваться мнениями на такую скользкую тему? От этого все были отучены всерьез и надолго.
Вдруг сзади кто-то произнес: «Хлопцы!»
Я обернулся. Ребята листали небольшую книжку, которая давно лежала вместе со справочной литературой и на которую до сих пор никто не обращал внимание. На обложке красовалось: «Песни о Сталине и мире». А потом кто-то из них тихо, почти шепотом, запел:
Гремя огнем, сверкая блеском стали,Пойдут машины в яростный поход,Когда нас в бой пошлет товарищ СталинИ первый маршал в бой нас поведет.«Солиста» так же тихо поддержали. Однокурсники, и я в том числе, не торопясь подходили к поющим, пристраивались поудобнее и подтягивали. Подглядывать слова нужды не было: мы их знали наизусть со времен «нашего счастливого детства» [47] .
Дальше – больше:
На дубу зеленомДа над тем просторомДва сокола ясныхВели разговоры.А соколов этихЛюди47
Одной из пионерских «кричалок» тех лет было: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
48
Музыка В. Захарова, слова в пер. М. Исаковского.
49
Музыка И. Дунаевского, слова М. Инюшкина.
50
Музыка М. Блантера, слова А. Суркова.
Ни тогда, ни сегодня я не могу сказать, сколько времени продолжалось это стихийное пение, что оно значило для каждого из нас, лично для меня. Поминальную песню по низложенному кумиру? Протест? Громоотвод – выход эмоций?
В память врезался финал: перекинута последняя страница, хлопок уже закрытой книжкой по доске кульмана – и все так же медленно расходятся по своим местам.
Без комментариев!
Внезапное, без анестезии, развенчание Великого Сталина не прошло бесследно.
Первый вывод почти библейский: все проходит. Даже дело Сталина.
Второй: ВЕЛИКИЕ – функция переменная.
Третий: незаменимых – нет!
Понимаю, что каждый из этих выводов при большом желании можно опровергнуть убедительными примерами. Особенно третий. И все же 50 лет спустя могу сказать, что при аккуратном, не «упертом» использовании эти выводы рано списывать в утиль. В том числе – третий.
За свою «руководящую» жизнь от мастера до министра мне не однажды приходилось ставить точку в остром разговоре с подчиненным следующей фразой: «Без товарища Сталина не пропали, не пропадем и без тебя (вас)». Эта тяжелая артиллерия пускалась в ход, когда мне «качали права» или ставили ультиматум: будешь (будете) настаивать на своем «неправильном» поручении – подам заявление на увольнение.
Не было ни одного случая, чтобы ссылка на «заменимого» вождя не сработала. Дело, конечно, было не столько в вожде, сколько в обоснованности некомфортного поручения или в пресечении попытки проверить начальника на прочность. И все же вывод, сделанный в далеком 56-м, в основе своей оказался верным.
Второе «событие» от первого отделяет восемь лет. Называется оно «свержение Хрущева».
Напомню предложенное выше определение «события»: точка на карте истории, в которых условная кривая, описывающая ход истории, меняет свой характер. На отрезке времени 1956 – октябрь 1964-го «кривая прогрессивности», в моем восприятии резко взлетевшая вверх в начале кипучей деятельности Никиты Сергеевича на посту первого лица страны, сначала плавно, а затем крутой горкой ринулась вниз. Соратники по ленинскому Центральному Комитету прервали его руководящее скольжение у самого подножья.