Трактат об удаче (воспоминания и размышления)
Шрифт:
Но покоритель профессиональных вершин должен быть морально готов к тому, что, достигая успеха, он не только выигрывает, но и теряет. Прежде всего, малые (а, бывает, и большие) человеческие радости.
Не утверждаю, но не без оснований предполагаю, что чем большего человек достиг, тем более он одинок.
Человеку, хоть в чем-то от тебя зависимому, нельзя открывать душу. Один серьезный конфликт, обида – и он, следуя примеру А. Коржакова, когда-то преданного телохранителя Б. Ельцина, с потрохами сдает своего бывшего кумира.
Сегодня ты общался «домами» со старым приятелем на равных, а завтра, уже в служебном кабинете, он не просит, а требует особого (дружеского)
Если даже исключить подобные форс-мажорные обстоятельства, рассчитывая, что старые друзья – тактичные и порядочные люди, то вдруг выясняется, что при встрече, кроме футбола, автомобилей и счастливом детстве, вам не о чем говорить. Потому что у вас разные интересы, разные источники информации, разные возможности…
Возможно, что тебе очень крупно повезло с друзьями и все описанные «заморочки» не для вас (друзья верные, тактичные, самодостаточные). Но даже в этом случае сохранить былой режим общения, постоянство ваших контактов чрезвычайно трудно. Мало того, что рабочий день успешного человека редко бывает менее двенадцати часов, а половину жизни он проводит в самолете и в метаниях по всему миру. Относительно свободное время он вынужден тратить на обязательные «протокольные мероприятия», на встречи с «нужными» людьми. Вместо того чтобы по душам поговорить с друзьями, для которых в твоем графике уже не остается места.
И чем положение выше, чем больше успеха выпало на твою долю, тем больше одиночество.
Эта закономерность касается не только «начальников», руководителей, для которых синонимом слова «успех» является «власть». Почти «один к одному» она распространяется и на удачливых представителей творческих профессий: ученых, инженеров, писателей, артистов. Глядя на них, поражаешься парадоксу: они уважаемы и любимы миллионами, всегда в гуще людей и событий… И при всем этом – одиноки.
Мне посчастливилось провести по нескольку часов с некоторыми из тех, кого без малейшего сомнения можно назвать ВЕЛИКИМИ. Это происходило экспромтом, в небольшой компании после завершения концерта, творческой встречи. Писатель Михаил Жванецкий, музыканты Николай Петров и Владимир Спиваков, артисты Геннадий Хазанов и Михаил Ульянов… За наспех накрытым столом они были совсем иными, чем на сцене. Но так же талантливы и привлекательны… Проходил день, другой, и, когда я «прокручивал» в памяти этот вечер, у меня возникало ощущение присутствия у каждого из них чувства где-то глубоко упакованного одиночества. А их «гусарство», мальчишество за этим «внеплановым» столом воспринималось как частичная компенсация за это вынужденное одиночество.
Я буду рад, если мои предположения окажутся ошибочными.
Хотя… Думаю, что большинство из таких людей не нуждается в сочувствии. Это их добровольный выбор, результат осознанной бартерной операции: одно поменял на другое, лично для него более ценное.
«Кnow how» здесь одно, но радикальное: остаться собой и послать такую службу подальше. Но оно, как мы убедились, не подвластно даже большинству Великих. В этом случае они покидают небеса и становятся «просто».
О «know how» под названием индивидуальный подход я упоминал применительно к проблемам службы и дружбы между теми, кто «выше» и «ниже». Но этим его применение не ограничивается, в чем мне довелось убедиться, работая с тремя опытнейшими аппаратчиками.
Пригласивший меня на работу в облисполком своим заместителем Виктор Александрович Петров начинал свою карьеру
Если слесарь, о котором я писал выше, к каждой гайке старался подобрать наиболее подходящий инструмент, Виктор Александрович предпочитал увесистый, надежный, проверенный универсальный газовый ключ. Владеть он мог любыми инструментами, но считал это явным излишеством.
Проявления перестройки, демократии начала 1990-х он совершенно искренне воспринимал как рецидивы той самой болтовни. Он так и не смирился с тем, что его пытаются «учить жить» какие-то депутаты, которых на своем руководящем веку он поназначал не одну сотню. И не собирался приспосабливаться к новым порядкам, крутить ржавые болты никелированными ключиками. Когда дама-депутат нахамила ему во время одной из сессий областного Совета, он «хлопнул дверью» и подал в отставку.
Его первый заместитель и преемник Михаил Иванович Быстрянцев имел примерно такой же послужной список: директор завода, первый секретарь райкома партии, председатель областной плановой комиссии… По своим политическим и экономическим убеждениям он мало чем отличался от В. Петрова. Но по характеру был совсем другим.
В одесском фольклоре есть сочное выражение:
– Вы хочите песен? Их есть у меня!
Возглавив в начале 1991 года облисполком, Михаил Иванович четко понял, что от него хотят. Он не разбивался в лепешку, осуществляя политические и рыночные реформы, но и не тормозил их.
Что касается отношений с депутатами, то здесь он продемонстрировал высокое мастерство персонального подхода, использовав для этого все содержимое «инструментальной сумки». Являясь отличным психологом, он нащупал слабые места у многих депутатов новой формации и действовал почти безошибочно. К одним просто был подчеркнуто демократичен и доброжелателен. Вторым помог решить кое-какие личные проблемы (например, приобрести автомашину – дефицитная позиция номер один тех лет). Третьим оказывал содействие в решении проблем их колхоза, предприятия… Кому-то, не очень влиятельному, мог и врезать по полной программе.
В какой-нибудь области или республике «красного пояса» он вполне мог продержаться в «первой роли» и до наших дней: избраться и переизбраться, назначиться и переназначиться. Но в «продвинутой» Пермской области его советский менталитет все же был заметен невооруженным глазом, что, в конечном счете, и обусловило его политическую неконкурентоспособность.
Еще более филигранно и разнообразно работал с теми, кто «ниже», в 1992–1994 годах мой коллега, первый заместитель губернатора, а с 1994 по декабрь 2000 года – губернатор области Геннадий Вячеславович Игумнов.
По политическим взглядам умеренный демократ, а по экономическим – убежденный рыночник, он не испытывал необходимости приспосабливаться к новой системе, ломать себя. При этом в мастерстве работы с подчиненными, депутатами, электоратом он демонстрировал «высший пилотаж». С силовиками он был одним, с медиками – другим, с селянами и пенсионерами – третьим. От сурового отца-командира до «юморного» рубахи-парня.
С изменением статуса Г. Игумнов довольно тонко менял настройку дистанции между собой и теми, кто «снизу», увеличивая ее пропорционально «звездам» на собственных «погонах».