Трактир «Разбитые надежды»
Шрифт:
— Это не история. Так и есть, — лицо молодого офицера помрачнело, точно сажа пожарища выступила на нем. — Когда неприятель появился ввиду наших постов, командованию бунка был передан ультиматум. Его зачитали в офицерском собрании.
Там говорилось, что хан, имени уж не припомню, наместник пророка Аттилы, посланного на землю Творцом Вселенной и Потрясателем Небес, там еще много подобного было, повелевает гарнизону и всем жителям склонить голову и принять истинную веру. Сам пророк, как было написано в ультиматуме, волей Господа прислал его сюда, дабы неверующие уверовали. Тем же, кто, услышав слово истины, останется глух и будет роптать на волю Предвечного Властителя и Вершителя Судеб, уготована смерть в огне.
Дальше там говорилось,
Но гнев Бога все же не сравнится с его любовью. Пророк Аттила, избранный встать над народом верных, снова принес в мир слово Божье. Все, кто покорится ему, обретут путь в мир светлый, где среди садов течет сладкая вода и прекрасные девы ублажают праведников, где плоды сочны и душисты, где пища всякий день сама появляется на застеленных столах, где солнце ласково сияет в небе, и ночь блистает Луной и наполнена песней соловья. Для всех же иных, — Нуралиев сжал кулаки, — единственный удел — смерть и пламень. Гнев Явителя Истины — бич для них.
Он замолчал, обведя зал тяжелым взглядом.
— Мы решили драться.
В зале воцарилась тишина. Даже Усачу как-то вдруг расхотелось бросать колкости в сторону Лешаги и его спутников. Молодой лейтенант стоял, гордо выпрямившись, сжав кулаки, точно прямо сейчас переживал тот миг, когда было принято решение отстаивать бунк до последнего. Казалось, больше всего офицера печалит, что он сейчас не там, в стенах горящей цитадели, среди погибающих, а вероятнее, уже погибших друзей и соратников. Конечно, он радовался, что выжил. Но эта радость была густо замешана на глубокой горечи.
— Скоро всадники будут здесь, — нарушая затянувшуюся тишину, напомнил Леха. Его слова точно сорвали вентиль. Голоса мощным гулом заполнили комнату. Все кричали одновременно, стараясь, криком и потрясанием рук перебить друг друга, на что-то ответить, быть услышанными.
— Надо обороняться здесь, — твердили одни. — Укрепить палисад, созвать всех, готовых взяться за оружие. Послать гонцов в бунки…
— Удержать бревенчатую изгородь не удастся, — твердили другие, — и тогда здесь будет свирепая резня. Не спасется ни старый, ни молодой. Надо уходить в Дикое Поле, рассредоточиться, унести все ценное. Всадники не будут долго стоять в Трактире, если не найдут запасов еды и добычи. Они пойдут дальше в степь. А там без опытных проводников могут без следа растаять и тысячи воинов.
— Они найдут проводников! — не унимались первые. — Да и кто знает, может быть, проводники уже есть. Надо драться. Уничтожить Замостье, намертво перекрыть здешнюю переправу и принять бой. Нельзя отдавать на поругание какому-то бесноватому пророку священное место, точку отсчета нового мира.
— Нельзя привязываться к точкам! — звучало в ответ. — Когда враг уйдет, все можно будет отстроить. А людей не вернешь.
Лешага смотрел, как вскакивают с места и, размахивая кулаками, надсадно кричат старые и молодые стражи, умудренные походами караванщики и командиры наемных отрядов. Для себя он уже решил, что будет отстаивать Трактир. Сейчас ему важно было понять, кто еще примет его сторону. Он старательно вглядывался в лица, в том числе в лица молчавших. Кто знает, может, среди них есть и те, что пожелают безропотно принять веру пророка Аттилы — к чему ссориться с тем, на чьей стороне сила? Такие всегда поддержат большинство, драться — так драться, бежать — так бежать. Но лишь только по-настоящему дойдет до дела, сегодняшние тихони начнут переговоры с новой властью. Ведь это такой мудрый поступок — разделаться с конкурентами чужими руками?
Вновь зазвенел кассовый аппарат. Трактирщик призывал собравшихся
— Я вижу, сейчас говорить не о чем, — едва смолкли голоса, хмуро произнес он. — Пусть те, кто считает нужным уйти, — уходят, вам всегда были рады здесь, и, если Трактир переживет эти дни, будут рады и впредь. Что мы просим, так это сообщить о грядущей напасти в бунки по всем границам Дикого Поля, во все селения, речникам, перевальщикам и лесникам. Пусть готовятся к бою. Если захотят прийти на помощь нам — ни один боец не будет лишним. Те же, кто решит остаться, пусть готовятся к схватке. Всякий, кто сможет держать оружие, получит его. Это касается не только свободных людей, но и рабов, приведенных на торжище.
— Но это же рабы! — возмутился один из караванщиков, явно намеревавшийся уйти с товаром. — Раб — это мое имущество!
— Ты можешь остаться вместе со своим имуществом, — не замедлил с ответом Трактирщик. — Человек без оружия — раб, даже если не знает об этом. Человек, у которого в руках оружие, не может оставаться рабом. Я сказал, и так будет.
Караванщик недовольно заворчал, но возмущаться не посмел. Его голос утонул в одобрительном гуле.
В старое помещение Трактира боком втиснулся один из охранников, карауливших ворота.
— Там пришли люди, требуют Лешагу.
— Кто такие? — спросил Трактирщик.
— Не знаю, прежде таких не видел. В черных одеяниях, на головах маски с прорезями.
— «Эти»! — воскликнула Лилия.
Следивший за людьми в зале воин настороженно повернулся.
— Тебя спрашивают какие-то люди в масках, — бросил ему Трактирщик.
— Если позволишь, я переговорю с ними.
Хозяин Трактира молча кивнул, и Лешага, стараясь не привлекать лишнего внимания, исчез вместе с привратником.
Трое монахов сидели за столиком, жадно уплетая кашу из жестяных мисок. Заметив давешнего паломника, один из них поднялся, стараясь развести плечи пошире, но покачнулся, должно быть, от усталости.
— Сиди, — тихо скомандовал ученик Старого Бирюка, усаживаясь рядом. — Что стряслось?
— Я брат Каноник заутренней стражи, — представился старший. — У меня сообщение для тебя.
— Слушаю.
— Пять дней тому назад Сохатый с отрядом пересек барьер Ужаса. Что с ними стало — неизвестно. Он велел разыскать тебя, если не вернется через семь дней. Но волкоглавые появились куда раньше. Их много, очень много. И Ужас движется перед ними. Мы были вынуждены покинуть бунк, но прорв это не остановило. Они идут следом.
— Следом за вами? — уточнил Леха.
— Нет, — устало ответил брат Каноник. — Они идут за тобой. Мы пытались сбить их с пути. Безуспешно. Смиренные братья отступают, пятятся, стараясь хоть как-то сдержать волкоголовых. Мы были посланы вперед, как лучшие бегуны, чтобы предупредить тебя. Не могу сказать, насколько мы опередили врага. Но скоро они будут здесь. Не знаю, как, не знаю, для чего ты им, но они чуют тебя.
Глава 22
Прорвы двигались несколькими отрядами, широкой дугой охватывая монахов. Те отходили медленно, стараясь выдержать дистанцию, на которой пули доставали волкоглавых, позволяя стрелкам оставаться вне досягаемости ломающего волю, гнущего к земле страха. Но сейчас Пучеглазые были на местах, и слаженность действий, некогда так восхитившая Лешагу, вновь была выше любых похвал. Едва попав под огонь смиренных братьев, отряд прорв отступал, сохраняя ледяное спокойствие, и в тот же миг начинал атаку другой отряд, расположенный на фланге правее. Стоило замаскированным перевести огонь, и первый отряд бросался вперед, стремительно, не разбирая пути, сокращая расстояние и заставляя послушников Сохатого в панике бежать, ища новое укрытие. Все это время третий отряд старался отрезать путь отступающим к Дикому Полю, прижать их к Серой Воде. Пожалуй, он давно уже мог замкнуть окружение, но прорвы, точно измываясь над теряющими силы людьми, продолжали гнать их все дальше и дальше в сторону Трактира.