Трансформация войны
Шрифт:
Доводя выводы до логического конца, необходимо заметить: идея войны во имя веры неизбежно означала, что война может вестись только Церковью или по крайней мере от имени Церкви; и римские папы Григорий VII и Урбан II в XI в. действительно пришли к такому заключению. Хотя даже Иннокентий III в начале XIII в. не обладал достаточной властью, чтобы навязать всем данную точку зрения, в таких попытках не было недостатка. Церковь даже учредила несколько воинских орденов, которые пытались совместить идеал монаха с идеалом воина и которые посвятили себе битвам во имя блага. Более того, Церковь пыталась устанавливать ограничения и на нерелигиозные войны. Движение Pax Dei(За мир Божий), уже упоминавшееся выше, представляло собой попытку обеспечить то, чтобы с христианами обращались не так, как с еретиками и язычниками. Впоследствии возникло так называемое движение Treuga Dei(Перемирие Господне), участники которого пытались ограничить продолжительность боевых действий. В итоге было разрешено вести бои только с понедельника по среду. Церковь даже интересовалась оружием, применяемым на войне; в конце концов именно Второй Латеранский
По мере того как эпоха Средневековья подходила к концу, идея религиозной войны отнюдь не умирала, напротив, ее еще ожидал великий триумф. Ведя кампании в Южной и Центральной Америке после 1492 г., испанцы и португальцы действовали во имя Креста. Испытывая страх Божий, они всегда предоставляли индейцам возможность принять христианство, истребляя их только если они не понимали требования или не подчинялись. На протяжении почти полутора веков, после того как Мартин Лютер прибил свои Девяносто Пять тезисов на дверь церкви в Виттенберге, католики и протестанты состязались друг с другом в призывах к священной войне, нередко вырезая целые поселения, жители которых не соглашались с их взглядами на природу Христа. Испанская армия во Фландрии была настолько религиозна, что даже мятежные части носили образа с изображением святой девы Марии. Войска Густава Адольфа, так же как и «железнобокие» войска Кромвеля, шли в бой, распевая церковные гимны, и современники не замедлили приписать их победы этому факту. Роль, которую играла религия в войне, отражалась и в учебниках по военному делу того периода. Вступительные главы многих из них были посвящены религиозным порядкам, которые командование должно было учредить, а рядовые — соблюдать; это сравнимо с тем, как если бы анализ современных американских вооруженных сил должен был бы начинаться с описания системы военных капелланов.
Таким образом, по крайней мере на декларативном уровне, религиозная война оставалась важнейшей формой войны в Европе до самого начала Нового времени. Хотя ее подлинную степень важности трудно определить, лучше всего это можно сделать с помощью проведения аналогии с современностью. Что бы мы ни думали о попытке американцев «спасти демократию» во Вьетнаме, вероятно, это не так уж отличалось от попыток короля Испании Филиппа II спасти души его голландских подданных от поразившей их протестантской ереси. В обоих случаях нельзя сказать, что к идеализму не примешивались разного рода оппортунистические соображения. Часто такого рода смешение мотивов приводило к странным действиям воюющих (кстати, ветераны Вьетнамской войны признают фразу «сожжение еретиков ради спасения их душ» удивительно актуальной), а также к не менее странным союзам. Однако в обеих ситуациях присутствовала большая доля идеализма, особенно на начальном этапе. Подобно тому как сегодня многие европейцы не могут представить себе справедливое общество, которое не было бы демократическим, также и в средневековой Европе нельзя было даже вообразить себе цивилизованное общество, которое не основывалось бы на правильной религии. В каком бы обличии ни являлся идеализм, нет никакого сомнения, что он сильно повлиял на процесс принятия решений и еще долго продолжал оказывать влияние уже после того, как обстоятельства изменились. Когда идеалы стали более приземленными, то же самое произошло и с войной.
Начиная с Вестфальского договора, который, кстати, был первым документом такого рода, лишенным упоминаний о Боге, европейцы в целом отказались от религиозных мотивов в пользу более «прогрессивных» причин для уничтожения друг друга. Однако в той части мира, которая была привержена исламу, подобное произошло гораздо позже и в гораздо более ограниченной степени. Коран делит мир на две части — dar alIslam(дом ислама) и dar alHarb(дом меча), которые находятся в состоянии непрекращающейся войны. Современные исламские секты различаются по степени важности, которую они приписывают джихадупо сравнению с другими религиозными обязанностями; но считается, что каждый свободный, взрослый, физически здоровый мусульманин мужского пола обязан сражаться и умереть во славу Аллаха. Вопрос лишь в том, следует ли даровать неверным хотя бы временное перемирие. Многие ранние ученые последователи Корана полагали, что арабы-завоеватели имели право подвергать смерти жителей захваченных земель в случае, если те отказывались принимать ислам. В действительности им обычно предоставлялась возможность сдаться, после чего они были вынуждены платить завоевателям дань; эти общины считались находящимися под защитой мусульман, хотя и имеющими низший статус.
В течение первых десятилетий после возникновения ислама предполагалось, что мусульманский мир останется единым под властью своего калифа и что область его господства продолжит расширяться, пока не охватит весь мир. Вследствие этого джихад в действительности стал единственно возможной формой отношений, которая могла существовать между правоверными мусульманами и неверными. Но шло время, а эти условия так и не были достигнуты, и поэтому появились другие виды войны. Нужно было приспособиться к возможности длительного сосуществования с немусульманскими политическими образованиями, такими, как Византия, а также принять во внимание возможность того, что мусульмане могут утратить свои территории, как это случилось в первый раз в XI в., когда норманны завоевали Сицилию. Начиная с XII в. стала в изобилии появляться литература отчасти религиозного, отчасти юридического характера, где делались попытки определить, что именно мусульмане могут сделать с не-мусульманами и при каких обстоятельствах. Некоторые ученые зашли столь далеко, что предложили третью категорию деления мира, которая занимала промежуточное положение между dar al Islamи dar al Harb,а именно dar al sulh.Данный термин использовался применительно к государствам, которые, хотя и не относились к числу верных
Идея джихада столкнулась с еще большими трудностями, когда мусульманский мир распался на воюющие государства, которые, в свою очередь, часто исповедовали разные версии ислама. Стало необходимым различать по меньшей мере два вида войн: против неверных, с одной стороны, и против таких же мусульман — с другой. Аль-Мавради, придворный ученый X в., служивший багдадскому калифу, разделил войны против мусульман, в свою очередь, на три класса. Один вид представлял собой джихад против вероотступников (ahl al ridda),другой — против бунтовщиков (ahl al baghi), третий — против тех, кто отрицал авторитет духовного лидера (al muharabin).Предполагалось, что войны каждого вида должны вестись различными методами и сопрягаться с разными наборами обязательств по отношению к врагу. Например, пленников Muharabinне полагалось подвергать казни. Поскольку они рассматривались как часть неоскверненного мира ислама (dar al Islam),их дома не следовало сжигать, а сады вырубать.
Подобно иудеям и христианам, мусульмане разработали подробную процедуру ведения религиозной войны. Сначала неверным предоставлялась возможность принять ислам; однако считалось, что те из них, которые раньше уже отказались это сделать, были предупреждены заранее, и их могли подвергнуть внезапной атаке. В случаях когда предъявление таких требований подвергало опасности саму мусульманскую армию, объявление войны не считалось необходимым. Хотя побежденные иноверцы не имели права на жизнь, мусульмане иногда могли проявить милосердие, пощадив женщин, детей, других беззащитных людей; в этом случае их средства к существованию не подлежали изъятию и уничтожению. Пленники рассматривались как часть добычи; те, кто отказывались принять ислам, могли быть обращены в рабство или казнены, хотя бытовало и другое мнение, что вместо этого их можно освобождать за выкуп. Что касается добычи, то одна пятая часть ее принадлежала калифу, одна пятая — пророку (на практике она расходовалась на благотворительность), а остальное получали воины. Поскольку правила раздела добычи устанавливались религией, они не могли быть самовольно изменены калифом.
В этом кратком разделе невозможно привести все известные примеры того, когда война служила инструментом религии. Даже в краткий список пришлось бы включить не только ацтеков, чья стратегия определялась необходимостью брать пленных, чтобы принести их в жертву, но и многочисленные так называемые примитивные общества по всему миру. Однако если ограничиться тремя великими монотеистическими религиями, становится очевидно, что историческое развитие их взглядов на войну шло разными путями. Независимое существование евреев было прервано разрушением Первого Храма. С тех пор и до нашего века они могли наслаждаться независимостью в течение всего лишь краткого периода со 164 по 57 год до нашей эры. В результате, когда во II и III в. н. э. начал развиваться религиозный закон (Halacha), идеи по поводу войны отошли на периферию как представлявшие интерес только для небольшого числа ученых, далеких от практических проблем. Однако понятие «milchemet mitzvah» и соответствующая терминология никогда не были полностью забыты. Хотя образование современного Израиля произошло в основном благодаря усилиям атеистов-социалистов, решительная победа в Шестидневной войне 1967 г. была многими воспринята как дело рук Господа, и ее восприятие было окрашено мессианскими оттенками. Сегодня Израиль переживает возрождение экстремистских группировок, которые ничего не желают так сильно, как возрождения этой кровавой идеи и практического ее применения.
Хотя раннее христианство заявляло о своей оппозиции войне и кровопролитию, как только христиане пришли к власти, они сменили тон. На протяжении всего Средневековья и даже в начале современной эпохи христиане сражались с язычниками и друг с другом. В первом случае, а зачастую и во втором они действовали именем Креста, который несли перед собой, когда отправлялись в бой, следуя примеру Константина, возведенному с тех пор в обычай. Средневековая Церковь даже предприняла попытку установить монополию на организованное насилие, учредив воинские ордена, сочетавшие идеалы религии и войны. Конечно, «Воинствующая Церковь» никогда не была способна добиться своей цели превращения светского правительства в орудие исполнения своей воли. Всегда находились те, кто воевали во имя других идей, будь то идеи, основанные на феодальном праве, или же, начиная с XVI в., на raison d’etat [43] . Но и во все времена находились представители Церкви, которые оставались твердыми в своем осуждении любого кровопролития; Св. Франциск Ассизский был лишь одним из многих известных христиан, которых можно упомянуть в этой связи.
43
«Государственные соображения» (фр.). — Прим. пер.
В Европе идея войны как продолжения религии никогда не имела такого влияния, как в течение примерно одного века после Реформации, что привело к бесчисленным войнам, которые ничуть не уступали по своей жестокости другим, имевшим место в истории. Однако влияние религиозных мотивов ослабело после 1648 г. Хотя правители до сих пор могут использовать их, чтобы вдохновлять своих подданных, начиная с конца XVII в. современные государства не вели войн во имя религии и не руководствовались религиозными правилами при их ведении. В действительности наблюдалась тенденция отделить «реальное ведение войны» от всего остального. Несмотря на то, что религия все еще могла иногда оказывать влияние на такие факторы, как боевой дух войск или уход за ранеными, «стратегия» все больше и больше становилась сферой хладнокровного, расчетливого подхода, который впервые был сформулирован Макиавелли и нашел свое воплощение в трудах Клаузевица.