Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
Я обвила руками его шею, прижавшись к нему всем телом, как ребенок льнет к матери. Сильные руки крепко сжали мое тело в объятьях. — Не отпущу, родная. Ничего не бойся. Я с тобой навсегда. Я удержу тебя над пропастью.
— Это же притворство. — Мой голос звучал глухо и тихо. — Насчет отсутствия души, человечности и чувств. Ты переживаешь из-за меня. Я плачу сейчас. Мы — не бездушные твари. Мы чувствуем. Просто иначе. Острее. В нас нет лицемерия, как в людях. В силу того, что они смертны и всего боятся, боятся мстить, потому что им мешает закон, боятся говорить правду друг другу, потому что зависимы от мнения окружающих о себе, они и распыляются. Сегодня лицемерная улыбка соседу. Завтра — врагу. С близкими же, как кошка с собакой. А в нас нет страха. Главные чувства в нашей жизни для нас все. И мы направляем
— Пожалуй, ты права. — Муж нежно поцеловал меня в щеку и, сорвав ромашку, вплел ее в локон у меня за ухом. — Ужасно так говорить, но когда ты плачешь, ты становишься красивой и невинной, как наивное дитя.
— Перестань. — Я попыталась спрятать лицо у него под рукой, тихо смеясь. — Невинное дитя только что прикончило двадцать шесть человек, расписало церковь кровью и занималось сексом с тобой на глазах испуганных прихожан. Не льсти мне и не скрывай правды. Я ужасна в момент психологического кризиса. Когда я — человек, я пью психотропные и сбегаю из дома, когда вампир, устраиваю массовую резню прихожан с уничтожением храма Божьего. Я — провал года. Худший человек и худший вампир.
— Да ты права. Ты ужасна. — С совершенно серьезным выражением на лице произнес Владислав. — Ты больше пролила крови, чем выпила и половину присутствующих даже убить не смогла. Мне пришлось. Ты — однозначно худший вампир тысячелетия.
— Твоя чуткость меня поражает второй раз за сегодняшний день. — С деланной серьезностью произнесла я, и мы расхохотались вдвоем одновременно.
— Зато в других талантах тебе не откажешь. Ты красива и потрясно целуешься. — Слегка коснувшись моих губ, он отстранился и посмотрел мне в глаза. — Пойдем домой. Любая массовая резня требует продолжительного отдыха… Даже если этот свадебный подарок и был просто психологически необходим.
Две фигуры, обнявшись, медленно удалялись по пшеничному полю прямиком в закат.
Неделя после массовой резни в церкви прошла, как в тумане. Болела голова, тело пребывало в безразличном к миру оцепенении, а рассудок и сердце находились в состоянии смятения. До дел государственной важности муж меня еще не допускал, поэтому, когда сам он исчезал, я бродила по замку, слоняясь по коридорам, а когда и пересекая их на вампирской скорости, в надежде отыскать что-нибудь, чего до сих пор еще не видела. Мой дом, моя крепость стал и местом моего заключения, как и вся моя прежняя человеческая жизнь. Время останавливалось и замирало, когда Владислав не мог находиться рядом, и я опять начинала чувствовать себя чужой, будто ничего и не менялось. Будто и здесь мне не было места, как и во внешнем мире. Но когда появлялся он, все менялось. Мы ходили на прогулки, разговаривали о жизни, о поэзии, о музыке, могли часами лежать на природе, отключившись от реальности, и понимать друг друга с полумолчания. Нам не нужны были слова. О чувствах друг друга мы знали и без них.
А через неделю он предложил мне познакомиться кое с кем. Приближался вечер. Солнце уже пересекло линию горизонта, и, когда мы вышли на улицу, мы попали в предсумрачный мрак. В потемках обычный человек с трудом смог бы разглядеть даже смутные очертания леса, но мои глаза видели все: каждый листик на дереве, каждую травинку, каждую частицу воздуха в обществе других, ей подобных частиц. Они располагались слишком плотно по отношению к друг другу, чем и создавали для человеческого глаза ложное ощущение целостности.
Через пару минут я поняла, почему Владислав так сосредоточенно всматривается куда-то в глубину темного и мрачного леса. Из-за деревьев показалась стройная и изящная фигура женщины, затянутая в латексный черный костюм. Не смотря на то, что она находилась в километрах от нас (лес создавал ложное ощущение близости к замку), даже на таком
— Владислав… — Она чуть склонила голову, приветствуя моего мужа. Девушка оказалась первой, не преклонившей колени, не испытывавшей страха, не трепетавшей перед королем Трансильвании и всего этого мира. Она вела себя так, будто была с ним на равных. Он тоже вел себя иначе. Смотрел на нее каким-то туманным взглядом, при этом в глазах его вспыхнула и тут же погасла неуловимая искра. То же самое произошло и с мимолетной улыбкой на его губах, появившейся и застывшей, едва он поглядел на нее. Я поочередно смотрела на них обоих. Они напоминали мне друг друга, как две половины одного целого. Властный взгляд, презрение к миру живых в глазах, ледяная красота и черный цвет одежд. Когда они смотрели друг на друга, словно планеты становились в ряд, потому что это было правильно. Я отвернулась, делая вид, что любуюсь пейзажем и замком в вечерних сумерках, потому что не могла смотреть на них вместе. Тяжело ощущать себя третьей лишней, а я именно ей сейчас и была, в кругу любовников, которых, наверняка, развело пророчество. Я. Потому что страсти здесь точно не остыли и не утихли. Девушка смотрела на меня несколько холодно и с долей плохо скрываемого презрения. Неизвестно, сколько сотен лет они были вместе. Пока не появилась я.
— Прекрати. — Раздался голос в моей голове, и муж крепко сжал мою руку в своей. — Как можно быть настолько неуверенной в себе? В конечном итоге я выбрал тебя. Не ее. Она знала, на что шла. Знала, что добровольно соглашается на отношения без будущего, лишь на время, пока я жду тебя. А если она вообразила, что ты никогда не переродишься, не вернешься домой, и корона, и трон, и статус моей жены достанутся ей, это лишь ее вина и ничья больше.
— Так значит, она должна была стать королевой. Сколько бы ты еще ждал меня, прежде чем надоело настолько, чтобы жениться на другой? — Я направила мысленный поток речи отточенно резко и быстро в сознание супруга. Кажется, удалось спровоцировать небольшую мигрень. Вот и славно.
— Малютка качает права. Не ревнуй. Я бы никогда не сделал ее королевой. Я и начал с ней встречаться только потому что внешне она — точная копия девушки, потомка с моего семейного древа, которую я близко знал в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Та девушка хоть и была охотницей, но восхищала меня своей красотой, характером и силой воли. Она была отчаянно храброй и безумно сильной. В ней был огонь, который я разглядел и в ее вампирском двойнике. На этом все. Тебе достаточно знать это? — Он коснулся виска, улыбаясь.
— Вполне. — Я, наконец, улыбнулась в ответ, хоть и вышло довольно скупо. Мешало статическое электричество, повисшее в воздухе между парой вампиров.
— Лора, это Селена. — Наконец, произнес он вслух, не потрудившись представить меня ей. — Она станет твоим учителем и научит тебя охотиться и выживать в мире людей и охотников на вампиров.
— Ты… Ты не поступишь так со мной. — Вспышка ярости отразилась на лице вампирши, и она кинула уничтожающий, испепеляющий дотла взгляд в мою сторону. — Сначала ты привез ее сюда, и будто этого было недостаточно, теперь ты еще хочешь, чтобы я обучала ее? Если она — твоя судьба, так, может, сам и займешься ее воспитанием? Слухи идут. В церкви на окраине деревни у вас неплохо получилось, может, и дальше справитесь сами? Если за время пребывания в тюрьме другого измерения ты и забыл, то я могу напомнить, что ты можешь подчинить и заставить работать на себя кого угодно. Но со мной у тебя не выйдет провернуть то же самое. Я — не твоя рабыня.