Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
— Красиво, не правда ли? Роберт и слуги старались два с половиной часа, пока ты грабила магазины в пригороде.
— Владислав, это красиво, но является катастрофой, чумой и несколькими сотнями казней египетских, хотя я знаю, что их было меньше. — Я поставила сумки на пол и присела на персидский ковер.
— Но почему? — Граф пожал плечами, удивленно глядя на меня.
— Какой смысл в елке, когда не можешь нарядить ее? — Я сдвинула брови, делая вид, что смертельно обижена, и отвернулась от Его Всезнающего Величества.
— На это у нас в замке и содержится целый штат прислуги, чтобы мы могли не заморачиваться и посвящать себя чему-нибудь более полезному. И прогрессивному. — Он наклонился ко мне, целуя меня
— Ты все испортил.
— Почему для тебя так важно Рождество и Новый год? В смысле… Ты — безжалостный бесчеловечный вампир. Ты убила двадцать шесть человек в церкви, вымазав иконы их кровью. Так почему ты хочешь отмечать праздник божий? Ты же давно не во Христе. — Он склонил голову набок и, прищурившись, внимательно вглядывался в мое лицо. Мне стало даже немного неловко.
— Дело не в религии. Милый… Просто. Это самый семейный праздник. В смысле… Ты, я, елка и новогодняя магия. Индейка на столе и подарки… Свет лампочек в комнате без света… — Поднявшись с пола, я нащупала выключатель на стене и мягко опустила вниз. На долю секунды мир погрузился в абсолютный мрак и тут же окрасился алыми, зелеными, синими всполохами огней. — Видишь… Я хочу сделать это ради тебя. Я хочу, чтобы все было по-настоящему. Ты…
Я выдохнула последнее слово ему в шею, присев к нему на колени и склонившись к губам, которые магнетически и гипнотически притягивали меня, обезоруживая. — Ты — моя Вселенная, мой отец и наставник, ты — моя Вечность, моя религия. Так трудно поверить, что я хочу, чтобы ты был счастлив? Я хочу праздники… Для тебя и для нас. Ты не видел добра последние пятьсот лет. Охотники, гонения, тюрьмы, предательства и ненадежные люди рядом. Немного магии этого вечера не помешает… Потому что когда ты исчезаешь, мир для меня рушится. Я не чувствую себя собой, не чувствую себя вообще кем-либо. Я хочу радовать моего короля, дарить ему подарки, быть им любимой. И хочу глупый Новый год и глупое Рождество… Чтобы быть к нему ближе. К моему единственному… — Я коснулась его губ, и слезы сами собой потекли по щекам. Я сама не понимала, почему испытываю боль, находясь рядом с ним. Рядом, а как в разлуке. Но ближе быть невозможно, так почему что-то в сердце сжалось, тянет и мешает?.. Мешает жить, наслаждаясь счастьем? Будто это все сон, а когда я проснусь, окажется, что ничего не было. И не будет. И Томас Уилсон ведет меня к алтарю. А там… Дэвид Теннант.
— Не плачь, Лора. Лорели, перестань. — Он мягко отер слезы с моих щек, вновь поцеловав, запустив руку в мои волосы и гладя теплыми пальцами по голове.
— Это правда или я сплю? — Голос звучал хрипло, не подчиняясь моей воле.
— Пойдем и распакуем подарки. Тогда ты поймешь, наконец, что я не собираюсь никуда исчезать.
Он мягко подтолкнул меня к ели, и я доползла на коленках до красной коробочки, перевязанной розовой лентой. Внутри оказались золотые серьги с изумрудами в тон моих глаз, такое же кольцо и кулон в форме летучей мыши. Бронза потемнела от времени, но от этого украшение не перестало выглядеть искусно выполненным.
— Этот кулон был на мне, когда я умер. И после перерождения остался. Заключивший со мной сделку сказал, что он в какой-то мере часть меня и может меня контролировать. Если будет совсем одиноко… — Владислав аккуратно застегнул цепочку, касаясь будто бы ненароком пальцами моей шеи. Я закрыла глаза, судорожно вдохнув. Боль и ломка возбуждения прошли по телу снизу вверх и вернулись в ноги. — У тебя навсегда останется часть меня. И ты почувствуешь, что я в порядке. И что вернусь к тебе.
Я обернулась, поглядев на него грустными, заволоченными пеленой слез глазами. — Весь этот разговор… Я не глупая. Ты прощаешься. И как долго… — Голос сорвался, не дав окончить фразу.
— Две недели, не больше.
— Две недели… — Я с шумом выдохнула,
— Девочка моя, ты драматизируешь. Ты жила до меня и даже, когда я пришел, бежала, ставила баррикады, пытаясь видеть только худшее во мне, чтобы не влюбляться. Ты сильнее, чем ты думаешь. — Взяв мои тонкие руки в свои, он касался их губами. Каждого пальца…
— Я знала. Я просто чувствовала, что если впущу тебя в свое сердце и жизнь, мне конец. Здесь больше подходит другое слово, с ним рифмующееся, матерное, потому что у меня нет обычных земных слов, чтобы описать разрушение, к которому ты ведешь меня каждым своим отсутствием. Тебя не было, и я могла. Жить, дышать, вставать с кровати, учиться, думать о будущем. Но ты пришел и все перевернул. К чертям собачьим, понимаешь? Я просила тебя еще в больнице дать мне шанс уйти, убежать от безумия. Но ты не позволил. Тебе обязательно нужно было раздеть меня и затащить на свое ложе грязи и порока… И теперь я не могу. Я как под тремя метрами слоя льда пытаюсь дышать, а нечем… Тебе никогда не понять моей боли. Никому не понять. Я, наверное, единственный экземпляр, после обращения у которого душа осталась жить в теле. Уходи… Уходи к Дьяволу и всем его слугам. И побыстрее. — Мои руки выгнулись в противоположную сторону, послышался хруст. Меня выламывало страшно и дико, и в той черной и душной волне, накрывшей меня с головы до ног, не было ни луча, ни шанса на просвет…
— Я люблю тебя, мой хрупкий мотылек. — Он поцеловал меня в макушку, встав с пола и взяв в руки коробочку с моим подарком. Я отреставрировала у мастера его кольцо с символом Ордена Дракона, но думала вручить при более радостных обстоятельствах. А сейчас и Рождество, и Новый год окрасились в изысканный черный. Ломко и грубо. — Картрайт, один из моих заместителей, покажет тебе бумаги на днях. Через три дня нанесут визит в наш замок французский барон и восточная принцесса. Оба они хотят получить Соверен, замок и его территорию, хозяин которых недавно отошел в мир иной, в пяти километрах отсюда к западу. Кто заплатит больше, тому и… Не слишком хитрый закон торговли, но тебе придется это сделать, птичка. Ради меня. Меня ждут дела на границе. Готовится мятеж, и генерал армии вампиров пограничия вызывает меня срочно. Займись делом, Лора. В делах любая боль имеет свойство рассасываться.
— Уходи. — Рявкнула я и не узнала свой голос. Холодный, стальной и чуждый, он трещал, свистел и противно дрожал в воздухе.
— Хотел бы я, чтобы стало легче, но не могу. Так всегда было. Из жизни в жизнь ты страдаешь из-за моих поступков. Прости, Лора…
Он вышел. Спиной я чувствовала его отсутствие. Что ж, пусть катится клубочком. С глаз долой, из сердца вон.
Первым вырвался горловой крик, потом — рычание, потом, без сил опустившись на пол, пришли слезы. Тело не слушалось, извиваясь и заставляя меня саму ненавидеть себя за то, что он — моя доза, которой не хватает сейчас.
А губы тихо шептали и напевали добрую рождественскую песенку, что часто пела мне мама, еще с колыбели.
— Сегодня с нами Рождество, и мир наш ожидает тайны, затихнув в инее хрустальном, мне он подарит волшебство… Я ожидаю в час чудесный, чтоб устремиться взглядом ввысь, ответа на мольбы над бездной, вернись ко мне, прошу… Вернись…
Через пять часов беспрерывных рыданий я заснула беспробудным сном… Перед сном еще раз напомнив себе, за что возненавидела религию. Может быть, падшие существа вроде меня и не заслуживают счастья, и антигероям не положен счастливый конец, но это Черное Рождество стало еще одним поводом напомнить себе, что вера — шлак. В тот день, когда тебе положено чудо, у тебя забирают твое единственное счастье. И не остается ничего. Больше ничего…