Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
Платье село по фигуре, будто его шили специально на меня под заказ. Его ткань облегала каждый миллиметр тела, становясь второй кожей.
Владислав взял меня под руку, и мы вышли на лестницу. Пока же мы спускались, я заметила то, что не замечала, поднимаясь сюда впервые, будучи еще человеком. С каждого пролета на нас печально и молчаливо смотрели статуи прекрасных, светлых, мраморных ангелов с застывшей маской страдания на лице. Их душили и терзали рогатые, волосатые и козлоногие черти, чьи кровожадные глаза горели алым огнем. Я отвела взгляд. Это выглядело довольно дико и устрашающе.
Поток холодного
Воздух источал ароматы разных трав, деревьев (на удивление, даже они обладают своим неповторимым запахом), прозрачного и морозного снега, устлавшего высоты Карпатских гор. Я заправила непослушный локон за ухо и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться…
И я услышала, как копошились в траве муравьи, как протяжно ухали совы в казавшемся черным посреди ночи лесу, как мягко с вершин к подножью самой высокой горы скатывались и обрушивались комья снега, повисая на ветках деревьев и кустарников.
Я открыла глаза. Темный неприветливый лес уже не казался таковым. Он был освещен мириадом свечей. Это были светлячки. Сотни светлячков, трепещущих своими крылышками, разливая свет и у крон самых высоких деревьев, и внизу, в траве. Картина была настолько прекрасной, что я не смогла сдержать улыбку. Подпрыгнув на ножке, я приложила руки к щекам и рассмеялась. Прекрасная ночь манила оторваться от порога и кинуться в самую чащу леса на вампирской скорости, кружиться и ловить светлячков. Шелковая прядь моих волос цвета воронова крыла снова мягко опустилась мне на щеку. Я чувствовала себя выше, сильнее, быстрее, непобедимее. И я хотела бежать. Ноги тянули меня сорваться с места и не останавливаться. Я обернулась, вопросительно глядя на Владислава.
— Ни в чем себе не отказывай. Ты теперь владеешь такой скоростью, что можешь бежать и в этот момент оставаться невидимой человеческому зрению. — Граф улыбнулся. Резкий, серебристый и прекрасный баритон звучал в моей голове. — Сегодня ты будешь жертвой, а я — хищником. Беги так, будто спасаешь свою жизнь. Попадешься, считай, ты — покойница, принцесса.
— А если не попадусь, я выиграла. И потребую все, что захочу. Попробуйте, Ваше Величество, посоревноваться с новообращенной. Я читала литературу о вампирах. И знаю, что новички сильнее старых вампиров.
С диким и безудержным смехом я сорвалась с места. Скорость сводила с ума, голые ступни ног не успевали касаться травы. Ветер свистел в ушах, трещал словно раскатами грома в майскую грозу, грохотал, ревел… Он безжалостно бил меня в лицо, шею, плечи, руки, грудь, живот, ноги с такой скоростью, что, казалось, еще немного и от столкновения рассыплется на осколки.
Я сбавила темп только тогда, когда оказалась в лесу. Еще не осознавая, каким смертоносным существом я стала, я по привычке вжала голову в плечи, озираясь вокруг, и втянула воздух. Только лес, только горы. Ни единой души.
Голос графа нарушил молчание ночи. Он снова звучал
— Я уже близко, принцесса. Спасай свою жизнь.
Я снова сорвалась с места и припустила вперед. Несколько миль без остановки вглубь, в чащу, пока холодный ночной воздух не донес кое-что иное, помимо природных ароматов. Я почувствовала смесь нескольких запахов в одном: отчаяние, сломленность, подавленность, горе, тоска, страх. Было и еще кое-что. Медленный, тихий, но равномерный стук. Биение человеческого сердца.
— Помогите! — Из глубины леса донесся голос, наполненный до краев абсолютным горем, несущий запах вязкого кислотно-зеленого схождения с ума.
Сорвавшись с места, я стрелой полетела по направлению к звуку. Длинные гипюровые рукава и подол белого платья цеплялись за крючковатые, напоминавшие пальцы мертвеца, сучья, пока я неспешно скользила по плотно утрамбованной почве. Не прошло и двадцати секунд, как я увидела ее.
Этой крестьянке, сидевшей под старым и полусгнившим дубом, в рваном, зиявшем дырами платье, не было и тридцати пяти, хоть она и выглядела старше своих лет. Обхватив руками колени и заливаясь горючими слезами, поминутно сопровождаемыми всхлипами, она обреченно качала головой, даже не глядя в мою сторону.
Только когда я подошла к ней совсем близко, она соизволила заметить меня и отшатнуться, преисполненная ужасом. Вжавшись спиной в массивный ствол, она неистово осеняла себя крестным знамением. Не то, чтобы мне стало от этого плохо, как пишут в книгах, но раздражало это невыносимо. Насчет религии в моей семье был особый пунктик и связанное с Богом омрачало мое сознание не как вампира, а как уставшего от одержимости религией человека. Когда я по ее губам поняла, что она читает ‘Отче Наш’, ярость и вовсе хлынула неудержимым потоком по венам. Владислав говорил об обостренных эмоциях, возможно, это и контролируется.
— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Читая молитву по кругу, каждый раз девушка останавливалась на фразе ‘избавь нас от лукавого’, чтобы выставить в мою сторону крест со своей груди. Я сделала несколько глубоких вдохов, и, подавив ярость, колыхавшуюся внутри и летевшую по венам огнем, наклонилась к крестьянке спросить, не нужна ли ей помощь, и могу ли я ей как-то помочь, но она не дала мне шанса совершить благородный поступок. Слепо взмахивая руками вокруг себя в воздухе, она пыталась нарисовать барьер, способный ее защитить от исчадия ада.
Она оказалась очень теплой, почти горячей. Крестьянка источала запах живой, ослепительно белой, человеческой энергии, которую я хотела поглотить, вытянуть до капли.
— Что у нас тут? Еда сама ползет в руки желающего перекусить? — Раздался голос за моей спиной.
Я боролась из последних сил с жаждой. И лес, и сама крестьянка внезапно стали багровыми. Видимо, глаза мои налились кровью.
— Уведи меня отсюда. Я не хочу ей навредить. — Я обернулась в сторону Владислава. Он стоял, скрестив руки на груди и глядя на меня в упор.