Трапеция
Шрифт:
мать.
– Ничего страшного. Поест позже.
Томми понял: отец решил, что он нервничает перед представлением. Он и
нервничал, но вовсе не в том смысле. Снова придется напяливать жуткий
розовый костюм и, одетым в девочку, выступать перед целым городом, перед
людьми, с которыми он учился в прошлом году. Пробормотав извинения, Томми
вскочил из-за стола и помчался за отцом. Нагнать его удалось только возле
клеток. Томми знал, что отвлекать отца перед
дело, но слишком велики были боль и смущение. Он рискнул.
– Пап, можно спросить? Как ты считаешь… как ты думаешь, надо мной смеются
из-за того, что я переодеваюсь в девочку?
Том Зейн раскладывал и проверял реквизит.
– С какой стати? Артист одевается так, как ему говорят.
– Пап, – сказал Томми. – А мне… обязательно участвовать в балете?
Отец развернулся.
– Так, слушай сюда. Последние два года я только и слышу от тебя – трапеция, трапеция, трапеция. Теперь ты начал выступать и будешь делать то, что говорят, носить то, что дают, и не спорить. Разговор окончен, сын, я занят. Брысь!
И Том послушно ушел. Слова отца – артист одевается так, как ему говорят –
немного его утешили, но не смогли прогнать образ ухмыляющегося лица
Джеффа и звуки липкого шепота: будешь моей девочкой? Томми затошнило. А
отец даже толком не выслушал!
Оставался один человек, у которого можно было попросить совета, – Марио.
Интересно, согласился бы он нарядиться в розовый костюм, нацепить
фальшивые волосы и выступать с девчонками? Мысль была смехотворной, и в
животе от нее почему-то стало еще тошнее. Однако длинный темный фургон с
пламенеющими словами «Летающие Сантелли» по всей длине, где акробаты
переодевались перед представлениями, пустовал. Томми даже решился на
небывалую дерзость – проверить их семейный трейлер – но на стук никто не
ответил. Должно быть, они уехали ужинать в город.
Развернувшись, Томми побрел обратно в темноту.
Так нечестно! Папаша Тони обещал, что в Сан-Анжело он начнет летать. А
вместо этого он кривляется в балете, наряженный в розовые юбки. А все
школьные знакомые видят его девчонкой и отпускают грязные шуточки!
Томми уныло шел по заднему двору, не зная толком, что ищет. Две маленькие
девочки прыгали через скакалку. Клоун с разукрашенным лицом, сидя в дверях, взбивал волосы и оборачивал плоеный воротник вокруг шеи. Элен Бреди позади
большого трейлера – у нее было четверо младших братьев – снимала с веревки
длинный ряд белья, трико, пеленок и комбинезонов. Томми постучал в дверь
трейлера Марго, и та высунула голову.
– Привет, Том, ты рано. Хочешь
Он моргнул от света.
– Пришел спросить, как Бетси. Поправилась уже?
– Ну, она думает, что да. Я с ней не согласна. В чем дело, Том? Тебе нехорошо?
Заходи.
Томми вошел внутрь. Бетси была здесь, и Маленькая Энн тоже – сидела с
обмотанной полотенцем головой и ела бутерброд.
– Тетя Марж, – сказал он дрожащим голосом. – Дети в городе… все меня знают.
Я не могу выступать в девчоночьем костюме! Просто не могу!
Маленькая Энн отложила бутерброд.
– Что за глупости! Это всего лишь городские! Какое тебе дело, что они думают?
– Тетя Марж, Бетси же говорит, что с ногой все нормально. Я… я не могу! –
отчаянно воскликнул Томми. – Честно, я лучше лягу и умру, чем надевать платье, парик и выступать перед всеми, кто знает меня со школы!
– А теперь послушай, Томми Зейн… – начала Марго, но Бетси ее перебила:
– Оставь, Марго, я знаю, в чем дело. Ребята из местной школы дразнили его и
пытались побить. Дети могут быть жестокими… я-то знаю! А с ногой у меня не
так уж плохо…
– Ой, Бетси, ну пожалуйста! Только в этом городе…
– Бетси, ты прекрасно знаешь, что сказал доктор, – Марго гневно повернулась к
Томми. – Как тебе не стыдно! Ты не имеешь права…
– Марго, он мальчик, – вступилась Бетси. – Мой таким же был в этом возрасте.
Теперь воюет с японцами в Тихом океане. Я справлюсь с ногой, Томми. Беги себе.
Бетси оперлась о металлическую дверь. Углы ее рта побелели, но Томми
запретил себе обращать внимание. В конце концов, ей знать лучше. Это же ее
дурацкая старая нога. Он шагнул на улицу.
– Да, – произнес низкий презрительный голос. – Беги себе, мальчишка.
Томми как в ледяную воду окунули.
– Марио?
Гимнаст стоял в полумраке возле трейлера. В городской одежде он казался
незнакомцем – чужим, враждебным, мрачным. Черные кудри были уложены в
новой стрижке, глаза под разлетающимися бровями горели.
– Марио, я…
– Я слышал, – оборвал Марио. – Пришел попросить Марго… да какая теперь
разница. Черт, я бы тебе и сахарную вату продавать не доверил! Хочешь верь, хочешь нет, я считал, что ты готов называть себя настоящим артистом. А ты всего
лишь плакса!
Томми запротестовал было, но Марио отмахнулся.
– Давай, беги… va l`a, va l`a, ragazzo… проваливай! Здесь некоторым работать
надо! Брысь, выметайся, скройся с глаз!
Томми больше не пытался оправдываться. Повесив голову, он бросился вон.