Трапеция
Шрифт:
постоянного ловитора.
Марио явно сомневался.
– Везунчик, ты уверен, что этого хочешь?
– Так будет честно, – ответил Томми. – Теперь моя очередь.
Но начав тренировать ровный, как движения маятника, кач вниз головой –
первый шаг в работе ловитора – он чувствовал странную тревогу. Томми когда-то
учился этому, но успел забыть. Люсия приходила с ними – подавала Марио
трапецию. Несмотря на протесты Томми, она настояла на том, чтобы ловиторку
оборудовали
использовали женщины-ловиторы. С «колыбелью» шанс потерять хватку был
куда меньше. Несколько дней Томми просто приноравливал свой кач к
движениям пустой трапеции, а Люсия считала. Наконец, после многочисленных
попыток, Марио сказал: «Ну что ж, попробуем».
Томми совсем забыл, что ловитор не видит рук вольтижера – только размытые
очертания тела. Тем не менее, точные внутренние часы заставили его
инстинктивно выбросить руки, и их запястья встретились с легким рывком.
– Видишь, – выдавил Томми. – Ничего сложного.
«У нас будто одно сердце на двоих», – подумал он на секунду и тут же забыл.
К его изумлению, оказалось, что выдерживать вес Марио ничуть не сложнее, чем
свой собственный. А напряжение плечевых мышц было хотя и сильное, но совсем
короткое.
Куда больше времени заняло оттачивание второй задачи ловитора, а именно
умения отпустить вольтижера в нужный момент – чтобы тот угодил обратно на
трапецию. Люсия целые дни наблюдала за их тренировками, и ее скептическое
молчание беспокоило Томми. Ему хотелось, чтобы она хоть что-нибудь сказала –
пусть даже и замечание. Как и в первое свое время работы с Сантелли, Томми
жутко выматывался и дрожал от усталости. Руки и запястья постоянно болели: мышцы оказались слишком непривычны к такой нагрузке.
Анжело сдержал слово, и пять дней в неделю Томми работал на студии – падал
то с лестниц, то в ванну, подменяя звезду эксцентрической комедии. Его
удивляло, почему Марио ни разу не попробовал себя в этом деле, и впервые до
него дошло, что для Марио с его судимостью некоторые двери навек закрыты. Но
Марио – как с ним часто бывало – поднял эту тему по собственному почину.
Было уже поздно, и Томми в их общей комнате успел задремать – Люсия время от
времени заговаривала о том, чтобы найти вторую комнату, но до дела так и не
дошла – когда понял, что Марио не лежит рядом, а молча стоит у окна.
– Что случилось?
Томми не знал, что обеспокоен, пока не услышал собственный голос. Вообще-то, он полагал, что Марио поднялся в туалет или за сигаретой. Но когда слова эхом
раскатились по темной комнате, Томми понял, что да, что-то не так, он просто
этого не
– Томми, тебе нравится работать каскадером?
– Ну да. И деньги мне не помешают.
– Мы настолько на мели?
– Ну, средства лишними не бывают. Если мы собираемся делать свой номер, деньги нам понадобятся. И новая сетка нужна.
– Что, утер мне нос? – спросил Марио со сдержанной пока жестокостью.
Томми сел в кровати.
– В смысле? Ты о чем?
– Тебе ведь нравится, что ты можешь делать то, чего я не могу?
Томми, все еще не понимая, таращился на него.
– Слушай, а ты бы предпочел, чтобы я объедал семью? Я не собираюсь сидеть ни
у кого на шее. Нам просто надо принять тот факт, что, хотя мы и работаем
вместе, иногда приходится разделяться. Я бы не стал поднимать шум, если бы ты
снова начал преподавать в балетной школе. С чего ты на меня накинулся?
– Но ты подумал… – Марио шарил по столу в поисках сигарет. – Ты считаешь, что
я злюсь из-за того, что Анжело предложил работу тебе, а не мне?
Вообще-то, Томми именно так и считал, но сейчас не согласился.
– Нет. Просто тебя что-то беспокоит.
Марио издал забавный звук, который с натяжкой можно было назвать смешком.
– Я недооценил Анжело. Я решил, что он не справится с искушением рассказать
тебе, какой я трус. Что я до смерти боюсь, когда ты этим занимаешься, рискуя
свернуть свою чертову шею, – его голос сорвался на полузадушенный хрип. – Не
то чтобы это имело какое-то значение, но я почему-то много думаю об этой шее.
Волнуюсь за нее.
Томми пораженно молчал. Если бы Марио вдруг вынес стекло, он и то удивился
бы меньше.
– Анжело работает так каждый год. Ездит в родео, падает. Он в деле с тех пор, как на эту профессию появился спрос. Как-то предлагал и мне. Примерно в то
время, когда я… вылетел из колледжа. И…
Томми услышал, как Марио тяжело сглотнул.
– Я запаниковал. Все запорол. Перепугался до усрачки.
– Господи, – пробормотал Томми, – ты пять лет работал над тройным сальто. А
его, между прочим, называют «смертельный прыжок».
– Это другое. Совершенно не то же самое… совсем не то! Наверху я знаю, что
делаю. Знаю, куда ведет каждое движение. А эти падения, когда надо, чтобы
естественно, чтобы руки-ноги во все стороны, всякий раз по-другому. Я не могу.
Это просто трусость.
– Не пори чушь, Марио! Падение есть падение… это инстинктивно получается!
– Анжело тоже так говорил, – сдавленно проговорил Марио. – Но у меня просто
не выходит передать это послание из мозга в… мышцы, внутренности или куда