Трасса "Юг". Парни из 90-х
Шрифт:
Всего неделю назад менты разбили мне морду. Моя кровь осталась на капоте нашего автобуса. Кровью можно нарисовать на нем красный крест. Крест в память о моем долбаном детстве.
Я ненавижу себя. Пит, прости, но я-то всегда знал, что наши дороги когда-нибудь разойдутся. И еще я знал, что никакие деньги не принесут мне счастья. Просто моя мечта оказалась глупостью, как и все остальное. Как и вся жизнь.
Иногда мне снилось: за дверью вагона кто-то стоял, смотрел на меня и захлопывал дверь за мгновение до того, как я просыпался.
Эпизод33.
Последние две сотни километров мы ехали по самой настоящей степи. Ни Костик, ни Макс никогда в этих краях не были. Они изумленно провожали глазами проплывающие мимо инопланетные пейзажи. А вот Шериф пристально и подолгу вглядывался в бескрайнюю даль, хотя, на мой взгляд, ровно ничего интересного там не было.
После почти суточного перегона, во время которого ничего не случилось (не считая перепалки с бригадой начинающих бандитов на автозаправке), мы прибыли в Хворостов.
Никакого моря поблизости видно не было. Была жара, была пыль, была заполненная народом привокзальная площадь. На площади шла торговля; какие-то темные старухи как раз встречали прибывающий поезд: они сиплым шепотом предлагали приезжим квартиры и комнаты. Но приезжих было немного. Пыльный и скучный Хворостов туристы обходили стороной. Мы с Костиком спросили у одной старухи про море, она затряслась от смеха, потом объяснила: залив в пятнадцати километрах. Ехать надо на автобусе, остановка здесь, прямо на площади. Только делать там нечего, раньше колхоз был, рыбу ловили, а теперь не ловят, потому что море ушло. Река вон и та обмелела. После войны воду пить можно было, а теперь нельзя. А вот комната нам не нужна ли? Но мы и сами не знали – нужна или нет. Пока что нам надо было найти улицу Железнодорожную, дом 15.
Выбрав торговку посмышленее, мы расспросили ее – и услышали всё, что хотели: Железнодорожная проходит, понятное дело, за железной дорогой и начинается прямиком от переезда. Но он неблизко, вон там, за вокзалом. А пешком перейти через железку можно по мостику. За дорогой вообще-то домов не так много, не заблудитесь.
Купив у тетки семечек, мы вернулись в автобус.
– Поехали? – спросил я. – Тут недалеко. Сразу за переездом.
Макс протянул руку за семечками.
– Я чего думаю, – сказал он, глядя в сторону. – Нам бы до ремонта добраться наконец. Сколько можно без стекла ездить.
«Ну да, – подумал я. – Герой выходит на финишную прямую. Дальше ему бежать одному».
– У тебя денег хватит? – спросил я.
– Дай стошку.
– А я схожу на почту, позвоню, – сказал Шериф.
Мы договорились встретиться вечером возле дома пятнадцать.
Перебравшись через мостик над железной дорогой, я некоторое время шел вдоль путей, а потом выбрался на ухабистую, заасфальтированную лет двадцать назад улицу.
Послевоенные дома-бараки, выстроенные по улице в один ряд, были похожи на вросшие в землю громадные двухэтажные вагоны: доски, которыми их обшивали, кажется, и назывались «вагонкой». В их стены, крашенные в бурый
Я не стал спрашивать, где пятнадцатый дом. Ни с кем разговаривать мне не хотелось, а жители, к счастью, не обращали на меня никакого внимания. Привязалась было рыжая собака, повиляла хвостом, заскучала и отошла.
Нужная мне квартира оказалась на втором этаже. Я вошел в пахнущий кошками подъезд (больше похожий на чулан), поднялся по скрипучей лестнице и постучался.
Дверь отворилась.
Девочка лет шестнадцати, темноглазая и светловолосая, в какой-то совершенно нездешней, хорошо сидящей футболке и в летних голубых джинсах, смотрела на меня, начиная уже смущаться.
– Привет, – сказал я, невольно улыбнувшись. – Меня зовут Петр.
Тут из комнаты вышла мать: они были похожи. («Комсомольский значок, белый передничек, – вспомнил я фотку в альбоме. – Как всё меняется»). Мать очень пристально поглядела на меня, потом на дочку, слегка нахмурилась и сказала:
– Здравствуйте, Петя. Я догадываюсь, кто вы и откуда.
Отчего-то при этих ее словах девочка взглянула на меня с тревогой. Но мать перестала хмуриться, распахнула дверь пошире и подарила мне самую доброжелательную улыбку:
– А это Марина. Или вы уже познакомились?
Очень скоро мы втроем уже сидели в несуразно большой, заставленной шкафами комнате у окна, друг напротив друга. Мы пили чай и разговаривали негромко: как мне объяснили, в тесной комнатушке за стеной помещалась больная бабка, которую совершенно незачем было лишний раз тревожить.
– Видите ли, Лариса Васильевна, – очень вежливо объяснял я. – Мне вашу фотографию Олег Анатольевич показывал, еще в Волгореченске.
Лариса Васильевна поглядела на меня удивленно:
– Алик Кураев показывал? И что он этим хотел сказать?
– Не знаю, – честно ответил я. – Просил привет передать.
– А что же твой отец, он-то не поручал привет передать? – прищурилась Лариса Васильевна.
– Нет. Ну разве только... Он мне в письме написал, что тут есть люди, которые ему не чужие...
Я подлил себе еще чаю и скосил глаз на Марину. Она чуть заметно улыбнулась.
– Не чужие? – переспросила Лариса Васильевна. – Да уж. Можно сказать и так. Ладно, не волнуйся, я тебе верю. Николай приезжал сюда с полгода назад. Проездом по какому-то делу. Ну и заодно старых знакомых навестить... Показывал твои фотографии. Вылитый он в молодости. Правда, там ты был помладше. А теперь, оказывается, ты совсем взрослый.
Тут Маринка уже в открытую бросила на меня любопытный взгляд. Мать только головой покачала.
– Я уж и не знаю, где тебя устроить. Сам видишь, мне тут с одной-то не справиться. Тем более, ты говоришь – у тебя еще друзья в машине остались. Хочешь, я позвоню, подыщем вам номер в гостинице? Или комнату где-нибудь в городе?
– Что-то нам в гостинице в прошлый раз не понравилось, – сказал я. – Шумно там. В автобусе даже лучше спать. Заедешь в кусты…
Маринка рассмеялась. А я ведь ничего такого и не говорил.