Траст
Шрифт:
Вызов странный. Клэр позвонила мне в контору. Попросила Золу отловить меня. Я вспомнил последний раз, когда мы виделись. При скверных вестях три года назад. И у меня зрело ощущение, что новости будут скверными и на сей раз.
Клэр Кинкейд – моя Дейзи Бьюкенен [17] . Не то чтобы она была избалованна и поверхностна, как фицджеральдовская сирена из Уэст-Эгга. Она слишком добра. Никто ни разу не обвинил ее в том, что она мелкая соплячка, у которой денег больше, чем сердца.
17
Героиня
Если Клэр чем и выделялалась в старших классах, так это тем, что была дружелюбна донельзя. То тусуется с крутыми парнями, то болтается с очкариками. А после хорошо отзывается о каждом. В своих мнениях дочь Палмера была сдержанна и элегантна, сущая Мадам Посол.
От безупречности мне не по себе. Я предпочитаю видеть у друзей изъян-другой. Порой дипломатический политес Клэр доставал меня до печенок – что сулило проблемы скорее мне, чем ей. Когда мы учились в Епископа Ингланда, нашей средней школе высшей ступени в Чарльстоне, мне частенько хотелось, чтобы она сломалась и сплетничала, как все мы остальные.
Однако Клэр не рисковала. Никогда не обращалась ни против кого. И уязвимой ее делала как раз душевная щедрость. Она буквально разрывалась на части, чтобы наладить сердечные отношения со всеми. Она была союзником для каждого, но не была ничьим другом. И все же поверхностной я бы ее не назвал. Более уместным будет слово «недоступная».
Позвольте объяснить.
Историческая часть Чарльстона расположена у слияния двух рек. Эшли и Купер сталкиваются и истекают в гавань, граничащую с Атлантическим океаном. Там много длинноногих цапель с изогнутыми шеями, которые охотятся в заводях на рыбу день-деньской. Эти воды – нечто большее, нежели просто жилье для креветок и крабов, дельфиньих стай, косяков кефали и красных луцианов, а порой и аллигатора-другого. Это стены, естественные барьеры, защищающие образ жизни, выстоявший свыше трехсот лет. Если ты не с полуострова Чарльстон, то значит, ты чужеземец.
К югу от Брод [18] находится богатый уголок исторической части. Дома – священные реликты, многие из них построены в восемнадцатом веке из красного дерева и кирпича – материалов, способных выстоять перед ураганами, термитами и прочими природными напастями. Местные жители гордятся, что передают образ жизни из поколения в поколение. Если твоя семья не прожила там минимум последние сто лет, с тобой вряд ли будут знаться.
Есть еще Южная Бэттери-стрит – улица к югу от Брод, запечатленная на всех туристских фото, та самая, где находятся массивные особняки, фасадами обращенные к местной гавани. Я слышал, как ее называют «Высокая Бэттери», потому что в районе, где живет элита, эта улица считается священной. Место обитания capo dei capi [19] . Местные жители – владыки Чарльстона.
18
К югу от Брод – Брод-стрит – одна из главных улиц города, южнее которой располагаются аристократические районы. Что любопытно, аббревиатура этих слов (South of Broad) – SOB – заодно служит эвфемизмом для выражения «сукин сын» – son of a bitch.
19
Capo dei capi (il capo dei capi) – вождь вождей, титул дона Корлеоне.
Подрастая, Клэр была следующей
Я вырос на базе ВВС. И когда мой отец демобилизовался, мы перебрались в деревенский дом с тремя спальнями в районе, прозванном «К западу от Эшли». Южная Бэттери… Впрочем, хватит. Нам было далеко до «К югу от Брод». Далеко даже до полуострова.
Перевод: O’Рурки были чужаками.
Как ни любезна была со мной Клэр Кинкейд, я так и не решился поддаться школьной влюбленности и пригласить ее на свидание. Слишком уж велика казалась дистанция между нами – близкая к кастовой система отношений между жителями юга, а еще миль восемь владений крабов-скрипачей вдоль реки Эшли.
Виделись мы с ней постоянно – на занятиях по анатомии и психологии и на паперти перед собором каждое воскресенье после мессы. Однажды я подвез девушку домой после вечеринки – я, назначенный личным шофером Дейзи Бьюкенен, когда ее штатный бойфренд сомлел на заднем сиденье BMW Палмера. Но у нас тогда не было дружбы. Однако спустя много лет после окончания школы я взял реванш.
Вы поняли, о чем я.
Это случилось три года назад, на похоронах моей жены и дочери. Клэр долго обнимала безутешного вдовца, и когда объятия разжались, утерла слезы с моей щеки. Стоя там, одетая в несколько оттенков угольно-черного, она впилась в меня взглядом. Ее глаза казались черными фарами.
– Ты в порядке, Гроув?
Клэр не позволила мне отвести взгляд. Она хотела выслушать все до конца. Как мы с Эвелин познакомились в колледже. Какой была наша дочь Финн. И как они попали в аварию на I-95, направляясь в Нью-Хейвен.
Гребаные восемнадцатиколесники.
Я напустил на себя невозмутимый вид перед Клэр, благодарил всех за приход на похороны, лишь затем, чтобы как можно скорее спрятаться куда-нибудь и предаться воспоминаниям о жене и дочери.
После похорон она звонила несколько раз. Тревожилась обо мне. Спрашивала, как я себя чувствую. И ничего толком не услышала, потому что я поднаторел в тонком искусстве ухода от ответа:
– Шикарно.
– Чудесно, а ты?
– Сон наяву.
Уж такова моя профессия. Говоришь о деньгах. Растолковываешь риски. Отпускаешь пару-тройку ехидных шуток об инвестиционных банкирах, о дерьме, которое они стряпают, и можно абстрагироваться от реальности, когда мозги в ступоре от горя.
Задолго до того, как у нас с Энни что-то возникло, мне протянула руку Клэр. Но шанса близких отношений мне ни разу не выпало – по причинам, непостижимым по сей день. Может, на горизонте еще маячил ее бывший захребетник-муж. Не помню.
Дурные предчувствия отправляют время на скамейку штрафников. Ты смотришь из-за боковой. Все видишь в замедленном движении. Секунды прекращают свой бег. Ты застываешь. И больше всего из себя выводят догадки, тревоги и ожидание.
Когда Зола сказала, что Клэр ждет на линии, я рванул к своему рабочему месту, как спринтер. Пока добрался до телефона, схватил трубку и вдавил мигающий зеленый огонек, прошло лет десять – вернее, так показалось. В душе я прямо криком кричал: «Что стряслось?!»