Траст
Шрифт:
Но взял себя в руки и скрыл тревогу.
– Как ты?
– Не так, чтобы очень, – голос Клэр дрожал, вибрирующий тембр казался незнакомым. Будто у диктора CNN возникла вдруг чарльстонская тягучесть.
– Дело в папе, верно?
Вопрос удивил Клэр: как это мне с ходу удалось разгадать причину ее звонка? Где-то в глубине души я уповал, что у Палмера все в порядке.
А затем она подтвердила опасения встречным вопросом:
– Откуда ты знаешь?
Комната вокруг меня закружилась.
– Что стряслось?
– Сегодня утром тело отца вынесло на берег.
Зола, следившая за моими глазами, подкатилась на кресле
Но мысленно я был далеко и от Золы, и от гула Отдела обслуживания физических лиц. Я вернулся в свой внутренний мир – постапокалиптический, черный, обугленный, промозглый, где я провел восемнадцать месяцев, занимаясь самобичеванием за то, что прозевал обратный рейс до Нью-Йорка. Это я должен был привезти Эвелин и Финн в наш домик в Наррагансетте. А теперь что-то стряслось с Палмером – человеком, чей голос был полон тревоги всего три дня назад.
Моя вина.
– Я говорил с Палмером в пятницу.
– Он отправился на яхте, но так и не вернулся. – Клэр начала всхлипывать.
Ее слова показались странными.
– Палмер – отличный яхтсмен.
– Полицейские сказали, что он пил. Они думают, что гик [20] «Забияки» ударил его по голове.
Он слишком молод. Я почувствовал, как глаза наполняются слезами.
– Папа велел позвонить тебе первому, если с ним что-нибудь случится.
20
Горизонтальная перекладина, скрепленная с нижней частью мачты.
– Буду в Чарльстоне ближайшим рейсом.
– Не знаю, что делать.
Захотелось обнять Клэр по телефону. Жена и дочь… Уж слишком хорошо я знал, каким ранимым делает человека утрата.
– Мы с этим справимся. Обещаю.
– Папа сказал, что ты – его «тысячный». Ты знаешь, о чем он?
Я знал, будьте покойны. Вот тут-то я и не выдержал. Лицо Золы исполнилось сочувствием. Как и Хлои. Она наш ассистент по продажам. Обе видели слезы, заструившиеся по моим щекам. Трудно выглядеть стоиком, если ты не рожден в железной маске.
Глава седьмая
Брокерский зал СКК
Повесив трубку после разговора с Клэр, я первым делом позвонил Энни. Именно так. В те восемнадцать месяцев отчаяния эта женщина спасла меня. Мы вместе уже два года, и я в полном порядке.
Энни стремительно несется по жизни, постоянно на грани эмоционального взрыва. Не из-за нрава. Дело в ее энергии. Именно это мне в ней и нравится больше всего. Она ничего не держит в себе. Мнения, эмоции – будь то радость или печаль, и сверхъестественная наблюдательность, умение подмечать детали, упускаемые большинством из нас, – ее вечно что-нибудь переполняет.
На арго фондовых брокеров убеждения моей девушки – «длинные». Права она или нет, но считает себя правой всякий раз. И в большинстве случаев оказывается действительно правой. Но надо быть честным. Время от времени ее убежденность сильно достает меня. Тогда Энни принимается дразнить вашего покорного слугу, говоря: «Да брось, Гроув.
А я говорю: «Очаровашка» – слово такое девчачье».
А она говорит: «Это женский вариант слова «знойная», вот только мы имеем в виду обаятельных девушек с дерзким характером».
Вот только сейчас мы не препирались друг с другом. Энни наставляла меня, как она всегда любит делать.
– Твое место в Чарльстоне.
– Палмер сказал Клэр, что я его «тысячный».
– Как в стихотворении Киплинга?
– Он заставил меня его заучить однажды летом.
– Странно. – Энни в своем амплуа. Мнение она всегда вырабатывает навскидку.
– Ничего странного, я на него работал.
– Но стихи-то тут при чем, Гроув?
– Связаны с нашими отношениями. Я подвозил Палмера к его стройплощадке. Мы говорили о бизнесе, сделках, людях и тому подобном. Он сказал, что дети военных правильно видят большую картину, но в подсознательных вещах мы лохи. Вроде барышников, торгующих лошадьми, в отношениях с людьми.
– И при чем тут Редьярд Киплинг?
– Палмер сказал, что больше почерпнул у Киплинга, чем у своих профессоров в ГШБ [21] .
– Не помню, что там в стихотворении.
– А я никогда не забуду:
Девятьсот девяносто девять вокругПодхватят молву о тебе,И только тысячный, искренний другПрикроет собой в беде.– Ого, – она чуть не присвистнула. – Он тебя любил.
– А я все испортил.
21
ГШБ – Гарвардская школа бизнеса.
– В каком смысле?
– В прошлую пятницу Палмер был какой-то странный. Сказал, что ему может понадобиться моя помощь.
– Потому ты и звонил ему все выходные?
– Ага.
– Ты случаем не бичуешь себя, а?
– Нет, – соврал я.
– Хорошо, а то это моя работа, – ответила Энни беззаботно, даже не остановившись, чтобы перевести дыхание. – Как его дочь?
– Примерно как и следовало ожидать. На грани срыва.
– Печально слышать.
– Хочешь поехать?
– Не могу. Две курсовых на этой неделе сдавать. – Она секундочку помолчала. – Слышишь, Гроув.
– Ага.
– Сейчас ты для Палмера просто один из тысячи его знакомых. Над тем, что произошло в пятницу, ты был не властен.
– Разумеется.
В тот день мне было не до рынка. Индекс Доу-Джонса [22] вполне мог лететь в тартарары с тем же успехом и без моей помощи.
То же самое и с СКК. Мне было наплевать на разыгрывающуюся драму. Я понятия не имел, с какой радости Андерс выжимала из меня информацию. И на данный момент у меня не было оснований полагать, что происходит что-то из ряда вон. Моя контора – гребаная мыльная опера в режиме 24/7.
22
Средний показатель курсов акций крупнейших компаний.