Трав медвяных цветенье
Шрифт:
С такими словами Зар мгновенно выхватил и наставил на Стаха пистолет:
– Ступай отсюда, гость дорогой! И чтоб ноги тут больше не было!
Стах глянул – и усмехнулся:
– Спрячь. А то и мне вытянуть придётся. А мне в тебя, друга, неохота стрелять. Уйду, – тряхнул он головой, – не печалься! Только, как уйду, ты верни сестрицу в светлицу.
– Неа, – насмешливо протянул Зар, пряча ствол. – Ты дотошный. В окно полезешь.
– Да не полезу! – взмолился Стах, с размаху бухаясь соседу в ноги, – помилосердствуй! Запри её в светёлке! Ну, как
Сказал впопыхах – и тут же сам про себя подумал: «А что? Забрался бы! И решётка не помеха».
Зар поглядел ему в глаза – и засмеялся.
– Всё! – отрезал, – будет девице тепло-послабление, когда исчезнешь отсюда. А свобода – как дойдут слухи до меня, что ты крепко завяз в Полоческом деле. Уж оттуда тебе ходу не будет! А сейчас – так скажу: надеялся образумить я тебя, а коль и впрямь ты сдвинулся – придётся соседей на помощь звать. Забуянил, понимаешь! От дверей не отлепишь! За ворота не выбросишь! Не срами родителей!
Что и говорить – действовал сосед решительно.
– Ушёл, – глухо пробурчал Стах и поплёлся вон.
И была та ночь без сна. Как перед казнью.
Хоть об стенку головой бейся, Стаху! Хоть вопи, рычи, по земле катайся – ничего не поможет! Положил тебя Зар на лопатки и сверху уселся. У него под замком вся жизнь твоя и радость – и над нею волен он. А ты – нет. Рабом у него будь. Что прикажет – исполняй! Ступай в Полочь!
До чего ж погано на душе! Ну, сдохни – а ничего не сделаешь! Куда ни поверни – везде – облом. Что ни надумай – всё об эту стену неприступную разбивается. В плену девица! Вот ведь – топчешься возле соседского забора – и знаешь, что там, в земляном холоде – она! И оттого она там – что ты – здесь! Как же ты допустил такое, а, Стаху? И впрямь – рехнулся, должно быть?
Конечно, рехнулся! С самого начала было ясно! С самой грозы роковой! Не было тебе, Стаху, судьбы – а ты на то глаза закрыл! Нарисовал себе в небесах дворцы хрустальные. А – нету дворцов! И девушка Евлалия – не твоя! И никогда твоей не станет! А ты всё не веришь, всё за соломинку хватаешься. А соломинка не вытянет. Гладка наледь на краях проруби – цепляйся, не цепляйся… Не будет тебе счастья!
К утру Зар сломил его. Стах притащился к нему побитой собакой.
– Твоя взяла, – прохрипел, – согласен я. Не нарушу твой покой. От себя избавлю.
И жадно вскинулся:
– Ты только обещай… – Стах сжал Азарию плечо, – что торопиться не будешь. Ну… что не выдашь слёту! Прошу я тебя, Христом-Богом заклинаю, в ноги кланяюсь – подожди до последнего. А ну как помрёт моя ведьма! А? Ну, побереги сестру! Хотя бы – чтоб она сама забыла меня!
Зар головой покачал:
– Брось мечты пустые! Трудно, понимаю… – но не трудней, чем ждать невозможного, чем, другую жизнь ломать себе в угоду. Или как? Может, ничего? – испытующе глянул, приостановив напоследок взор.
– Уволь, – аж почернел Стах, – из смертных грехов смерть выбирать? Не могу. Не убий! Да ещё так, без
– Вот то-то и оно, – задумчиво кивнул Азарий, – а сестру я не подгоняю, сам знаешь. Мне уж пеняют. А теперь и вовсе беда будет. Век не вытолкнешь. Всё ты, спаситель! От тебя бы спастись…
Тут он, словно спохватившись, заторопился:
– Ну – долгие сборы что-то! Едешь ты, наконец?
– Постой, – перебил Стах, – ты ещё смотри… береги её, не натворила б чего… и вообще… слаб человек в горе. Сам себя не помнит. Присматривать бы. Храни! А? Зару!
И Стах со всем старанием земной поклон приятелю отвесил. И всё повторял:
– Ты уж пожалей! А?
– Да уж, ясно, пригляжу, – свирепо хмыкнул Зар, успокаивая все Стаховы тревоги, – а вот выпускать до поры – не проси!
Спорить было бесполезно.
– Ну, – благословил Азарий, – всё! Давай! Коня седлай. Или как? Кобылку твою, дурочку?
– Её, – пробормотал отупело Стах.
– С отцом да матушкой простись. С братцами. Не скоро увидитесь. Соберись подотошней. И чем скорей – тем…
– Стах резко перебил:
– Погоди ты с этим! А девушке-то слово молвить! Последнее!
Зар пожал плечами:
– Да уж молвил. Я дал вам попрощаться.
– Как?! – даже засмеялся Стах, – вот это вот – пара слов каждодневная – это, ты считаешь – простились?! Но ведь мы не знали тогда, что расстаёмся!
– Перед смертью не надышишься!
Тут Стах, как подкошенный, на колени пал:
– Да ты что?! Зару! Не отказывай просящему! Что подумает обо мне?! Что бросил-оставил, сбежал? А я б её, хоть сколько, утешил… Хоть сколько - слёзы унял! Ведь кто знает, насколько разлука…
Зар быстро повернулся к нему:
– Навсегда! Ты ещё не уразумел? Встряхнись, уясни себе: не будет встречи! Понял? Навсегда – расстаётесь! Ну, подумай, как ты ей это скажешь?! Или лживыми обещаньями смущать пойдёшь? Незачем! Нечего и прощаться!
Навсегда…
Так людей дорогих хоронят. Чёрен человек от горя страшного, рыдает и об крышку гробовую бьётся – а внутри, там где-то, в тайниках души – не верит этой смерти. Нет близкого – а вроде как, не совсем… А кто же тогда во сне приходит? Кто же в мыслях неотступно пребывает? Каждый шаг твой сопровождает? Кто – как не он? Значит, всё же не исчез, не умер! Просто сейчас, в этот день, в этот час – разлучён с тобою. Но ведь не вечно! Не навсегда!
Навсегда…
Навсегда ничего не бывает! Жизнь идёт, меняется, струится множеством протоков! Нет числа им, и нет указа! Вдруг забьют из-под земли ключи нежданные! И рванутся ручьи в реки, и проложат новые русла, напоят бесплодные земли! Разве не ударил пророк Моисей посохом в пустыне? Сколь незыблемы скалы – и то рушатся в бурные волны. И встаёт стена на речном пути. И меняется водный ток.
Всё возможно. Надо терпеливо ждать. Надо просто не умереть от мучительной тоски, пока реки меняют русла.