Трехликая сторона
Шрифт:
– На границе. Там кое-что произошло…
– Вы убили, – долгое молчание и отсутствие питья сделали мой голос ломким и хриплым. – Убили мальчика на свободной территории. Вшестером напали на него.
– Это был ученик ассасина, сир Кога! И он первым полез в драку! – завопил другой рыцарь, которого Мафенгейн в этой драке спас в последний момент. – Мы вообще-то собирались пощадить его и взять вас обоих в плен. Если бы он не…
– Я сочувствую вашей утрате, миледи, – неожиданно перебил его Кога. – Мы обязательно разберем этот случай, чтобы впредь не допускать бессмысленных смертей.
– Вы чересчур любезны с ней, сир, – раздосадованно пробурчал Мафенгейн.
– Я сам разберусь с этой девушкой, – Кога указал обоим рыцарям на выход.
Уповать на то, что и он окажется
Кога говорил, и голос его звучал вполне дружелюбно, однако крепкая ладонь не выпускала рукояти меча. Доспехов на нем не было, зато имелась тонкая кольчуга, такая же, в какую обычно одевались стражники. Говорил он о славном и наглухо забытом времени целостности, которое никто из последних поколений не застал; о том, как сильны были два Листа вместе и как беспощадна и бессмысленна нескончаемая война. Он настаивал и убеждал, что не желает крови, что работает над заключением мирного договора и что лично сам с уважением относится к соседскому клану. Из его слов я поняла, что убивать или пытать меня он не собирается, а потому позволила себе чуть расслабиться и даже горячо согласиться с его уже повторяющимися высказываниями о единых корнях и схожем наследии.
Мне выделили место в комнате служанок. В ней ютились четыре обитательницы – я ожидала увидеть их изможденными и подавленными, но они, как выяснилось позднее, были вполне довольны своей участью. Первой меня поприветствовала девушка по имени Джорджия, невзрачная и очень худая. Она оказалась так добра, что даже предложила мне свою кровать, если она нравилась мне больше, чем свободная. Я вежливо отказалась. Младшенькая Хелейн была совсем еще девочкой, но ее крупные зеленые глаза светились мудростью взрослого человека. Третью звали Пенелопа, и выглядела она постарше нас с Джорджией; длинноволосая, высокая и в меру стройная, она выгодно отличалась от своих соседок и наверняка имела много поклонников в замке. Четвертой служанкой оказалась женщина в возрасте – ее я видела в комнате редко и не запомнила с первого раза ни ее саму, ни ее имя. За работой у нас практически не было времени, чтобы общаться между собой. Наши обязанности отличались, и только на кухне мы собирались все вместе, чтобы приготовить за раз побольше блюд и обслужить достопочтенных «сиров». В остальное время я бродила по замку с тряпкой из овечьей шкуры и драила полы и окна. Непривычные физические нагрузки изнуряли: к вечеру, а то и раньше, затекали ватные ноги, и начинало нестерпимо ломить спину. Кровати у нас были жесткие и узкие, и восстановиться на них за ночь практически не получалось. Да и спать, несмотря на накопившуюся за день усталость, по ночам мне особо не хотелось. Причиной тому служили исчезновения моих соседок в это время суток. Они уходили по одной или по две, иногда все вместе – смиренно одевались с наступлением темноты и шмыгали в коридор.
– Тебе четырнадцать-то есть? – однажды я поймала Хелейн за руку прежде, чем она скрылась за дверью.
– Какое это имеет значение? – искренне удивилась она.
– Где твои родители?
– Здесь, в Хофогоне.
– Они не могу забрать тебя?
– Забрать? – эхом повторила она, продолжая коситься на меня с недоумением. – Мне это не нужно.
– Как? – тут уж пришел мой черед изумляться.
– Я не хочу ходить в грязных вещах, как мои брат и сестра, и переживать о том, будет ли завтра, что поесть. В замке мне нравится.
И она выскользнула из моей хватки, чтобый выйти в коридор и беззвучно прикрыть за собой дверь.
Я начала подсчет дней заново, решив для себя, что в Танатре провела ровно пять месяцев. К несчастью, здесь они тянулись гораздо медленнее. Рыцари не снимали кольчуги, ровно как ассасины – мантии. Светские вечера их не отличались от ужинов в другом Листе: они звонко чокались чашами, меряясь тостами,
На удивление гораздо сильнее мужчин над новоявленной служанкой любили поиздеваться женщины. От самых привилегированных из них, в роскошных юбках и с рюшками на воротниках, я буквально за несколько дней услышала столько оскорблений, сколько не слышала за всю свою жизнь. Они задевали меня плечами, хотя в коридорах я буквально вжималась в стены, стараясь никому не попадаться на глаза; кривили лица, демонстративно проливали вино на пол, где я недавно закончила уборку. Они были убеждены, что я непременно сплю с кем-то из их высокопоставленных мужей, братьев или отцов, но не могли упрекнуть в этом их, а потому в полной мере обрушивали свой гнев на меня. Я терпела, из раза в раз напоминая себе, что могло быть гораздо хуже. Что лучше бесконечно получать тычки от жены Мафенгейна, чем один раз остаться наедине с ним самим. Еще я часто пыталась вспомнить, как к служанкам относились в Танатре, но, к сожалению, так и не преуспела в этом. Потому, наверное, что там вообще не обращала на них внимания.
Когда дух пребывал в упадке, я обращалась к яркой звездочке вдохновения, которую сумела обнаружить в беспросветной мгле Хофогона. Эта крепость считалась пограничной – она располагалась близко к Южному лесу и близко к Листу ассасинов, и мне казалось разумным предположить, что именно сюда полгода назад рыцари доставили Алекса и Сержа. Каждый новый день я искала среди мещан и обитателей замка своих друзей, выучила десятки лиц, запомнила сотню глаз, расстраивалась и отчаивалась, но продолжала надеяться.
Дни походили друг на друга, как сиамские близнецы, были тусклыми и тяжелыми. Я насчитала таковых сорок штук, когда по окончании очередного ужина Кога задержал меня для приятельского разговора.
– Ты освоилась у нас?
– Насколько могла.
– Где ты родилась?
Он присел на край стола, очутившись недозволительно близко. Я поспешно выпрямилась, отклоняясь назад, и поняла, что в зале никого не осталось.
– Я… – меня мгновенно охватило чувство абсолютной незащищенности. – В… Танатре. Конечно, я родилась и всю жизнь провела в Танатре.
Или лучше было сказать про Низул? Нет, тогда все провалилось бы, задай он хоть один уточняющий вопрос. Лишь бы потом не запутаться в собственной лжи.
– Тебе повезло, – Кога прищурился. – Танатр считается главной крепостью, обителью короля. Ты видела его?
– Видела.
– И говорила с ним?
– Да.
– Да, конечно… раз тебя сопровождал ученик ассасина, ты жила в замке. Кому ты была верна?
Я глубоко задумалась, силясь понять, в чем заключается смысл его вопроса. Женщины, удостоившиеся чести жить в замке, чаще всего являлись женами или дочерями ассасинов, реже – иными, менее близкими родственниками. Рыцари придерживались того же распределения. Наверное, Кога хотел услышать, кто именно являлся моим гарантом пребывания в замке.