Тренировочный День 5
Шрифт:
— Ладно. Ладно. Чего было, того не вернешь. Так о чем я? Ах, да, Петрарка и Лаура. Средь тысяч женщин лишь одна была, мне сердце поразившая незримо. Лишь с обликом благого серафима она сравниться красотой могла — какие строки? А на самом деле была ничем не примечательная девица как говорят современники. Или вон Лиля Брик у Маяковского, ее фотографии сохранились, там вовсе ничего особенного. Айседора Дункан у Есенина. В общем так, Яна, любое событие и любой человек выглядят так, как ты их воспринимаешь. Считаешь отвратительным — значит так оно и есть для тебя.
— А… какая она на самом деле? — осторожно спрашивает
— Ну ты и задала вопрос. Она — это что? Любовь?
— Нет. Ваша… ну ваша девушка. Ирия Гай. Лиля.
— Лиля?
— Мне кажется, что она особенная. У вас все серьезно, Виктор Борисович? Вы же ее обижать не будете? — говорит Яна: — она такая крутая. И красивая. Мне… я бы с ней хотела познакомиться.
— Она с тобой тоже. Но я постараюсь сделать так, чтобы этого не случилось.
— Что?
— Что?
Глава 6
Глава 6
30-й президент США Калвин Кулидж с женой (то есть с первой леди) посетили птицеферму. Во время визита миссис Кулидж спросила фермера, как ферме удаётся производить так много яиц при таком малом числе петухов. Фермер с гордостью пояснил, что его петухи выполняют свои обязанности десятки раз в день.
— Возможно, вам стоит сказать об этом мистеру Кулиджу, — заметила первая леди.
Президент, услышав замечание, спросил фермера:
— Каждый петух обслуживает каждый раз одну и ту же курицу?
— Нет, — ответил фермер, — на каждого петуха приходится много куриц.
— Возможно, вам стоит сказать об этом миссис Кулидж, — ответил президент.
Анекдот
Во дворе как обычно вечером сидели мужики. За деревянным столом, вкопанным рядом с подъездом склонились над шахматной доской четверо. Двое из них — Леопольд Велемирович и сосед со второго этажа, инженер Наколотов — играли. Еще двое — внимательно наблюдали за ходом партии. С ним вежливо поздоровались, кивнули головами, подняли кепку и обменялись рукопожатием, после чего снова погрузились в мир шахматных стратегий.
У самого подъезда к Виктору обратился деклассированный элемент и дворовой бич Женечка. Как интеллигентный алкоголик Женечка не мог позволить себе просто стрельнуть десятку до получки или там спросить «есть чё», хотя по внешнему виду Женечки было отчетливо понятно, что трубы горят со вчерашнего дня и если не принять мер по их погашению, то вскорости и сам Женечка вспыхнет и сгорит от белой горячки. Вот так, мучаясь между терзающей его потребностью выпить и желанием сохранить человеческий облик и общую возвышенность стиля — Женечка поприветствовал Виктора в стиле древнегреческих трагедий, воздевая руки к небу и закатывая глаза. Пеняя на общую черствость мира и огрубение нравов, отдаление человека от Бога и о том, насколько же далеки мы стали друг от друга в этом хаосе бытия, который…
— Короче, Склифосовский. — сказал Виктор: — могу только трешку занять, но чтобы с отдачей. У меня в этом месяце финансовая дыра в бюджете размером с твою голову, Жень.
— Трешку? Помилуй бог! — тут же обижается Женечка: — как вы, Виктор, могли подумать, что я смею выпрашивать низменную материальную
— Ну ладно, пятерку могу дать. — вздыхает Виктор, опуская на землю рюкзак и роясь в карманах: — но больше не дам! Говорю же, у меня теперь девушка есть, значит затраты вырастут, а я еще зарплату на новом месте ни разу не получал, не знаю сколько выйдет.
— Витенька. — грустно качает головой бывший интеллигентный человек: — вы не понимаете. Грусть моя скорее тоской называется, нежели грустью каковую все эти Онегины и Чацкие испытывали, у меня тоска как у Мцыри, как у звериного существа, знающего что есть где-то эта сладкая свобода, но вынужденного пребывать в оковах земной гравитации и этого бренного, ничтожного тела, на которое-то и в зеркало без слез лишний раз не взглянешь…
— Не нужна пятерка, так я пойду. — говорит Виктор, убирая бумажник в карман: — раз уж не понимаю я твоего экзистенциального кризиса раненной души.
— Погоди. Давай пятерку. — тут же меняет свой тон Женечка: — я после двадцатого верну, честно. Слушай, Вить, а у тебя есть чё, а? Трубы горят, а с деньгами ночью я даже одеколона не достану, а этот жид из пятой квартиры — он же втридорога возьмет за свое пойло. Мне и правда не деньги нужны… а у мужиков сейчас все сухо. — он кивает в сторону шахматного стола.
— Нету у меня ничего. — врет Виктор. У него в рюкзаке есть бутылка коллекционного «Арарата», подарок и приз от заведующего лагерем, но распивать такую драгоценность во дворе с местными алкашами он не собирается. Шибко жирно будет, и так он пятерку готов Женьке занять, пусть радуется. Где именно по вечеру он собирается свой нектар добывать, его, Виктора — не касается.
— Жаль. — сникает Женечка: — ладно. Давай пятерку, глядишь найду чего. А насчет девушки — соболезную. Сии нимфы нашего брата от пьянства честного только отвлекают своими прелестями. Вон Гоги Барамович на что видный мужчина и выпить любит, да только бутылку раскупорит как его жена зовет домой.
— Ну так Наташка — ого! — отвечает Виктор, доставая из бумажника смятую сиреневую купюру в пять рублей с надписью «Государственный казначейский билет СССР» и изображением Спасской башни Кремля: — она шутить не любит, коня на скаку остановит и дальше, как у классика. Лучше с ней не шутить, понимаешь. Ладно, держи пятерку, только с возвратом, смотри у меня… — он передает мятую пятерку в дрожащие руки Женечки, отчетливо понимая, что тот никогда не вернет эти деньги. Финансовые потоки проходили через руки дворового бича только в одну сторону, итальянского изобретения в дебет-кредит Женечка не понимал, считая его ересью и о своих долгах благополучно забывал примерно за месяц-другой. Однако следует отдать ему должное, в течении этого срока не беспокоил, хватало совести помнить, что занимал у человека и не отдал. После же память дворового бывшего интеллигентного человека и деклассированного элемента Женечки обнулялась, стирая долги как надпись мелом на школьной доске, раз и все, tabularasa, начинаем все снова.
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
