Тренировочный День 5

Хонихоев Виталий

— Провести разъяснительную беседу с родителями об воспитании их детей, о том, где они упустили и недоглядели, поставить на вид и заклеймить как предателей советской родины — это моя обязанность! — вскидывается Маргарита Артуровна.

— Вот именно поэтому будет лучше если Витя эту беседу проведет. — кивает Альбина Николаевна: — в конце концов он и пострадал больше всех, ушибся когда падал на дорожку… да и последствия тоже были… болезненными. — она метает острый взгляд на Виктора, который все еще сидит на стуле одной ягодицей. Он прищуривается и наклоняет голову, вглядываясь… так и есть, у Альбины тоже искорки в глазах пляшут.

— За последствия я как раз не уверен, то ли благодарить, то ли жаловаться. — ворчит он, осторожно вставая со стула, чтобы не привлекать

излишнего внимания своей неестественной позой: — вот если ты, Альбина была бы… ах, да ты же партийная у нас. Была бы коммунисткой-мазохисткой к примеру…

— Я такая и есть. — отвечает она, не моргнув и глазом: — потому что только мазохист может летом со старшеклассниками заниматься целыми днями.

— Он тебе сейчас про Влада Цепеша «Пронзателя» будет рассказывать. — жалуется школьный комсорнг: — я правда не понимаю, но очень страшно. Говорит на кол тебя посадят и будет больно. А потом приятно. Или сперва приятно, а потом больно?

— Горькими слезами по вам всем дедушка Фрейд плачет. — говорит Альбина: — а тебе Витька к врачу нужно.

— И я ему говорила! К психиатру! Чтобы взялись за него, пока катушка окончательно не съехала! Он же с детьми работает. И за Лилю Бергштейн страшно теперь…

— Я вообще-то больше имела в виду уролога… — Альбина снова кидает красноречивый взгляд Виктору ниже пояса: — но и психиатр там явно лишним не будет. А за Лилю вашу… тут скорей за Виктора нужно опасаться, верно я говорю, товарищ Полищук?

— Я так рад что подробности моей личной жизни известны тут почти всем. — с сарказмом отзывается Виктор: — не приходится даже ничего говорить, все уже в курсе. Кроме Риты разве что.

— Рита у нас цветок невинный, не смей ее портить. Ну так что, пойдешь встретишься с родителями наших залетчиков: — Альбина подходит к окну и выглядывает наружу: — вон они, стоят и разговаривают… мама Лермонтовича, и рядом с ней — мама и папа Теплякова Никиты. И… — она вдруг замолкает и меняется в лице. Прикусывает губу и поспешно отворачивается от окна. Виктор выглядывает в окно вслед за ней и видит черную «Волгу», стоящую напротив ворот школы.

Глава 9

Глава 9

Новенькая черная «Волга» с тонированными в кромешную тьму стеклами стояла на другой стороне улицы, напротив ворот в школьный двор. С того места, где стоял Виктор ее было хорошо видно, на фоне бело-голубых, мозаичных стен домов и побеленных снизу стволов деревьев, обычных для сибирских городов тополей, черная «Волга» выделялась таким чужеродным предметом, словно капля грязного машинного масла на белом свадебном платье невесты. Металлическая решетка радиатора, круглые фары, угрожающе смотрящие в никуда, зловещая темнота тонированных стекол, гладкие и лакированные поверхности, словно на катафалке.

Виктор бросил еще один взгляд за окно и повернулся к родителям, которые пришли на «разъяснительную беседу».

Видеть взрослых людей, которые сидят за партами — странно само по себе. Нет, парты не были им совсем уж маленькими, парты были нормальными, им не пришлось втискивать себя за парту и сидеть там, задирая колени. В конце концов некоторые современные дети и повыше будут. И все равно, когда взрослый человек сидит за партой в душе у Виктора начинался легкий диссонанс. Чему учить взрослого человека? Вот, например папа Никиты Теплякова — среднего возраста мужчина в темно-зеленом кителе с погонами майора и петлицами танковых войск, с орденскими планками на груди, с металлическим ромбом КВВТИУ — Киевского Высшего Военного Танково-Инженерного Училища. С эмалированным, тяжелым значком «Гвардия». Николай Александрович Тепляков, майор танковых войск, командир войсковой части за номером пятьдесят четыре двести тридцать три, отдельного ремонтного батальона. Суровое лицо, будто вырубленное из камня, большие, тяжелые руки, которые он сложил на парте перед собой. Руки у майора Теплякова тоже как будто были вырезаны из камня, из темного гранита с прожилками, это не были руки старшего офицера, который сидит где-то в штабе, это были руки

работяги из гаража — широкие лапы, привычные к труду. Едва заметная траурная каемка под ногтями говорила о том, что майор Тепляков примчался в школу прямиком с работы, где он наверняка руководил починкой какого-нибудь супер-танка, руководил-руководил и не выдержал — скинул китель, переоделся в рабочее х/б и сам полез крутить гайки и стучать молотком, показывая своим подчиненным как надо. Майор Тепляков был тем самым советским офицером, которым пугали своих детей в Западной Европе, словно сошедшим с плаката "Посетите СССР, пока СССР не посетил вас!', выглядывающим из люка бронированного монстра с красной звездой на борту.

Рядом его жена, невысокая и миниатюрная, словно из романа Джека Лондона «Маленькая хозяйка большого дома», будто бы вышедшая из той самой эпохи где войны еще были куртуазными, а кавалеры — галантными, где барышни неизменно знали французский язык и играли на пианино, в ту эпоху где ее кружева и рюшечки и белый шейный платок с бледно-розовыми цветками еще были к месту и даже в моде. Ее маленькое кукольное личико и аккуратно подведенные глаза, белый платок в руке, которым она то и дело промокала выступившие слезы… глядя на нее совершенно точно можно было сказать, что Никита Тепляков пошел в папу. Потому что вот ничего он не унаследовал от своей мамы, которая была больше похожа на игрушечную фарфоровую куколку, одетую в столь неуместные для эпохи строительства развитого социализма кружева. Она вся была немного… неуместна и беспомощна, как кукла среди игрушек для мальчиков, всех этих оловянных солдатиков, ракетных установок, истребителей и танков, пожарных машин, пластиковых ППШ, пистолетов Маузера, мечей Ильи Муромца и зеленых шлемов с красной звездой на лбу.

Видимо это в свое время и привлекло к ней внимание младшего лейтенанта Теплякова — ее неуместность и беспомощность. Виктор видел, как они вошли в класс… ее муж открыл перед ней дверь, как и полагается галантному кавалеру, однако сперва окинул быстрым взглядом помещение и только потом — отступил в сторону, пропуская ее. В эпоху куртуазности так не делали. Это скорее въевшаяся в кровь привычка оберегать и защищать. Сам майор был из тех, про которых Симонов писал в своем стихотворении — ничто на свете не может нас вышибить из седла, такая уж поговорка у майора была.

— Меня попросили провести эту беседу. — осторожно выбирая слова начал Виктор. Меньше всего он хотел, чтобы в результате этой беседы дома у Тепляковых и Лермонтовичей начались репрессии. Он не разделял точки зрения Маргариты Артуровны о том, что «сегодня носишь адидас, а завтра Родину продашь», в том смысле, что вот сегодня ребята гранату где-то нашли (учено-тренировочную, но все же!), а завтра стырят ядерную боеголовку и взорвут ее где-то под Колокамском, устроив третью мировую, апокалипсис и конец света. Вообще из Маргариты Артуровны, не будь она комсомолкой, вышел бы отличный инквизитор, она свои таланты в землю зарывает. Ее легко было представить себе в средневековой камере пыток, склонившейся над раскрытым «Молотом Ведьм», и указывающей что если грешник согрешил один раз, то до продажи своей души Сатане и чтению священных текстов задом наперед, полетов на шабаш и всех этих оргий с козлобородыми сатирами — один шаг. Сегодня ты забыл молитву, а завтра продал душу Дьяволу.

Однако же и совсем спустить с рук все произошедшее не выйдет. И не только потому, что все это видели и если попытаться замять, то дело неминуемо вылезет и нанесет ущерб карьере Маргариты Артуровны и всех остальных взрослых участников — начиная от заведующего и заканчивая лично им, Виктором Борисовичем Полищуком, чья обязанность как раз и заключалась в том, чтобы предварительно осмотреть вещи мальчиков перед поездкой. Наказание должно было быть хотя бы для того, чтобы Никита Тепляков и Володя Лермонтович — не уверовали в свою безнаказанность. Сделал косяк — неси ответственность. Все по-взрослому. Потому Виктор не хотел устраивать из происшествия трагедию, но и не собирался все сиропом и патокой обливать, дескать и не было ничего.