Тренировочный День 5
Шрифт:
— Когда свадьба-то будет? — спрашивает она: — нашел себе невесту? А то у моих знакомых есть дочь, такая умница и красавица, в МГУ учится, три языка знает уже. Такая невеста, такая невеста, что прямо с руками того и гляди оторвут. Сколько тебе уже можно бобылем-то ходить? Солидный человек, да еще в таком месте работаешь!
— Я вот полгода как уволился оттуда, Мариам-майри. — отвечает он. Матушка Мариам всплескивает руками.
— Вот тебе и раз. Шат вата, шат вата… а я-то всем рассказываю, что у меня племянник в КГБ работает! А что так? Зарплата низкая? Или с начальством храктером не сошелся?
— Да так как-то получилось… — уклончиво отвечает он: — дядя Гурам дома?
— Дома конечно, где ж ему быть… ты проходи, проходи, сейчас на стол накроем, а Гурам вместе с Давидом в саду.
— Спасибо, Мариам-майри.
— Поговорил бы ты с Давидом, ой шат
— Я бы поспорил с этим утверждением. — хмыкает он: — имечко мне родители выбрали конечно. В школе проходу не было.
— Ой ну и ладно, зато хорошим человеком вырос. Все, ступай, ступай, Гурам и Давидом тебя ждут. — машет на него матушка Мариам и он идет в сад, у двери надевает гостевые тапочки и ступает на посыпанную белым камнем садовую дорожку, идет через яблоневый сад дяди Гурама к деревянной беседке. В беседке сидят двое, сам дядя Гурам, властный, седой мужчина с темным лицом, как будто вырезанным из мореного дерева, лицом, испещренным морщинами, с бровями, которые сошлись на переносице, создавая впечатление что он всегда хмурится. Но он-то знает дядю с самого детства, двоюродный брат — это как родной, а дядя в семье — почти как отец. Потому он знает, что первое впечатление о дяде Гураме обманчиво. Он может быть и суровым, да. Но помнил его совсем другим.
Напротив дяди Гурама сидел его сын, Давид и вид у него был самый что ни на есть непрезентабельный — с гипсом на руке и лицом с желтоватыми следами от сходящих синяков. Эту историю ему уже рассказал дядя Гурам и другие дядья. Давид с детства очень сильно болел и в первые шесть лет его жизни поговаривали что он долго не протянет. Поэтому с самого детства его все баловали, все дозволяли, а матушка Мариам так и вовсе с него просто пылинки сдувала. После того, как Давиду исполнилось десять, а потом и четырнадцать — стало ясно что помирать он не собирается, а неведомые болезни от него отступили куда-то за горизонт и что теперь Давид будет жить и жить, добра наживать и возможно их всех еще переживет. Однако отношение матушки Мариам и дяди Гурама к своему сыну как к хрупкой фарфоровой вазе — осталось. Нелегко привычки поменять. В то же самое время Наполи не был избалован излишним вниманием и рос как сорная трава, ему довольно часто приходилось отстаивать себя кулаками… и все, потому что его родители дали ему такое имя! Как, по-вашему, будут относиться в школе к ребенку с именем Наполеон?
— Барев дзес, Гурам-айрик! — говорит он, ступая на деревянный настил беседки: — как ваши дела?
— Ооо, сам Наполи-джан пожаловал! — вскидывает руки дядя Гурам, грузно поднимаясь со своего плетенного кресла: — какая честь нашему дому! Как дела у твоего уважаемого отца и твоей матушки? Как твоя сестренка и братья?
— Все хорошо, Гурам-айрик. — они обнимаются и целуются, все-таки родные люди. Давид строит кислую физиономию и кивает из своего угла. Наполи и Давид никогда особенно дружны не были, несмотря на то, что у них так принято, что двоюродные братья, кузены — всегда как родные. Однако же и с родными братьями не всегда дружат… хотя терпеть их приходится. Давид недолюбливал Наполи, а Наполи платил ему той же монетой. Почему Давид недолюбливал его — он не знал. Но совершенно точно знал почему ему тот не нравится. Сам Наполи рос средним братом и потому был ответственным за младших и терпел от старшего. Гамлет, старший брат (а родители у них особо заморочились на именах для своих отпрысков, видимо решив усложнить им жизнь с самого начала) — уже лет пять как женился и стал секретарем парткома, но по-прежнему считал себя вправе и подзатыльников надавать младшим и авторитетом задавить. Сам Наполи для себя решил, что пойдет в армию, вопреки установившемуся мнению, что в армию сразу после школы ходить «неприлично» было, никто из семьи в армию не ходил, Гамлет вон военную кафедру закончил при институте и был уже лейтенантом запаса. Но Наполи все же пошел в армию, специально завалив экзамен в Томский Государственный Университет и отказавшись от предложения дяди Баграма «поговорить» с нужными людьми в приемной комиссии. В итоге получил больше, чем ожидал, еще на распределительном пункте умудрившись подраться с какими-то москвичами, назвавшими его «чуркой». Присутствовавший на пункте в тот момент «покупатель» сказал что вот такие ему и нужны и забрал с собой, как выяснилось позже — в отдельный десантно-штурмовой батальон. Так Наполи и попал в дружеский Афганистан,
— Все хорошо. — говорит он дяде Гураму: — Отец как на родину вернулся, так и осел там. Мама очень довольная, все у них хорошо. Гамлет с женой второго ребенка ждут, а сестра в восьмом классе учиться, но говорит то будет в Москву поступать, на торговый. Александр в институт поступил, пока учится на «отлично».
— Шат лава! Это хорошо. Да ты садись, садись, сейчас Мариам с девочками на стол накроют… — говорит дядя Гурам, не торопясь начинать разговор по сути. Невежливо сразу о делах говорить, тут ведь как — нужно сперва справиться о здоровье уважаемого гостя и его родителей, братьях и сестрах, поделиться своими новостями, выпить кофе и раскурить кальян, откушать чем Бог послал, а во время трапезы говорить о делах и о том, почему дядя Гурам его к себе вызвал тоже никак. И только когда они устроились играть в нарды на открытой веранде большого дома дяди Гурама, когда Давид уже ушел к себе, сославшись на занятость и когда в пузатые бокалы плеснули немного янтарной жидкости, оставляющей на прозрачных стенках «женские ножки», только тогда дядя Гурам немного расслабился и пригладив седые усы — вздохнул. Покачал головой.
— Видел что с Давидом, да, — сказал он, не спрашивая, а скорее утверждая. Наполи только головой кивнул, мол видел. Привлекать внимания и спрашивать «а что это такое с тобой, Давид-джан произошло такого» — он не стал. Если будет нужно — ему скажут. Но вообще, по характеру синяков и руке в гипсе он почему-то был уверен что Давид не в бетономешалку попал и не на стройке упал неудачно. Сроду Давид не умел работать и не любил работать. Как всякий мажор он предпочитал кататься по городу на отцовской машине и девок клеить… из-за чего скандалы постоянно происходили. Когда ума нет, а гонору за край — рано или поздно тебе рожу начистят. Сибиряки в этом отношении люди своеобразные — долго терпят, но уж если довел, то получи и распишись. Наверняка Давид наставил рога кому-то из местных, а нравы в провинции простые, тут никто вокруг да около ходить не будет, вот и сидел он как побитая собака — весь в синяках и с рукой в гипсе.
— Видел. — вслух говорит он: — что случилось, Гурам-айрик? Подрался он с кем-то?
— Да тут такое дело. — морщится дядя Гурам, поставив пузатый бокал на стол, рядом с резной доской для игры в нарды: — поколотили его сильно. В школе. Он там за какой-то шмарой стал ухлестывать, прости господи. Вот сколько ему говорил, чтобы остепенился уже и невесту себе хорошую нашел, из наших. Есть у меня на примете хорошая семья, знаешь же Аракелянов?
— Стоит ли насильно его женить? — сомневается вслух Наполи: — не средние века же, в советской стране живем. Домостроя больше нет.
— Может и не в средние века, а традиции уважать нужно. — говорит дядя Гурам: — ты сам посмотри на местных девок, разоденутся как шлюхи, ходят, всем все показывают, спят с кем попало направо и налево. Мне такая невестка не нужна, тем более что и не женится он на такой. Он же так… бегает по девкам как павлин разодетый. И кто ему мешает с прошмандовками путаться? Только сперва женись и ребенка мне сделай, наследника, а уже потом…
— Ох.- вздыхает Наполи. Он не разделяет таких взглядов, у него у самого девушка русская, по крайней мере она так себя называет, хотя наполовину татарка. И именно она скорей всего и подпадает под определение дяди Гурама «прошмондовка». Но вслух он этого конечно же не говорит, что толку со старшими спорить? Это все остальные в СССР живут, а они — в семье, где все вопросы по семейному и решаются. Не вынося сор из избы.
— Так что случилось-то? — спрашивает Наполи, понимая, что рассуждения дяди Гурама на тему «как раньше было хорошо а теперь плохо» и что все современные девушки выглядят как легкомысленные женщины, зарабатывающие себе на жизнь через постель — можно бесконечно.
— Давид говорит, что хотел защитить эту прошмандовку от какого-то физрука. Такой, здоровенный лоб под два метра, настоящая горилла. Местные говорят что каратист. Он там у себя в школе приставал к учительнице этой… и как таких вот шалашовок к преподаванию детям допускают? Чему она может девочек научить? А чему может научить мальчиков? Ничему хорошему! Совсем как та вожатая из лагеря… боз похоцаин молодая…