Тренировочный День 5

Хонихоев Виталий

— Все-таки ты большой ребенок, Кнопка. Нет. Маленький ребенок. Раньше я думала что ты просто карлик, а ты оказывается просто шестиклассница, которая прокралась в команду «Красных Соколов». Какой позор, мы проигрываем школьной команде… — качает головой Валентина: — ну все, пошли уже в кают-компанию.

— А…

— Никого я не убивала, все это враки. Подралась, это да. Тренер меня вытащил… с тех пор не дерусь.

— А…

— Да, с моими руками можно тебя придушить запросто. Вот так, хрусть и все.

— А…

— И это неправда что я якобы с плюшевым медведем сплю. И что во сне разговариваю — тоже неправда.

— Но…

— И то, что мои братья дома коллекцию

фотографий команды в купальниках хранят — тоже неправда. Хранили. Я нашла и люлей им надавала, а фотографии уничтожила. В печке сожгла.

— Ух ты! А Машкина фоточка тоже была? В купальнике?

— А ты довольно простая, а, Бергштейн?

— Чего?

— Да так, мысли вслух. Пришли. — Валентина толкает дверь с надписью «кают-компания» и ярко-синим рисунком морского штурвала. Гостиный зал в санатории Комбината был стилизован под кают-компанию на морском судне, а окна оформлены в виде больших иллюминаторов, у стены стояло пианино, полукругом были выстроены стулья, а в центре оставалось пространство для сцены. По всей вероятности, кают-компания также служила и кинозалом, об этом говорил большой белый экран на стене. Внутри кают-компании уже сидели девчонки из команды, а Наташка Маркова перебирала струны гитары пальцами и ее голос звенел, поднимаясь ввысь.

— … утром ранним… над океаном алые взметнутся паруса, и скрипка пропоет над океаном! — поет она и все подпевают ей, раскачиваясь в такт песни.

— Не три глаза, ведь это же не сон., — Наташа кивает вошедшим: — и алый парус вправду гордо реет, в той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль в той бухте, где Ассоль дождалась Грея…

— В той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, в той бухте, где Ассоль дождалась Грея! — подхватывают сильные девичьи голоса: — в той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, в той бухте где Ассоль дождалась Грея!

Наташа бьет по струнам в последний раз и глушит их ладонью, наклонив голову и замерев. На секунду наступает тишина, в воздухе все еще висит очарование песни и видение парусника с алыми парусами… потом она поднимает голову и улыбается.

— Это была песня про любовь, как и заказывали! — говорит она и магия алых парусов пропадает, развеивается. Кто-то хлопает Наташу по плечу, кто-то говорит что нужно спеть про то, «как здорово что все мы тут сегодня собрались», кто-то тайком утирает слезы, выступившие из уголков глаз. Она ударяет по струнам.

— Хорошо что тренировки не такие адские как у Валерия Сергеевича. — говорит Алена Маслова: — он бы нас загонял нафиг, сейчас бы все с ног валились.

— Это сделано специально. Чтобы мы расслабились и отдохнули перед матчем. Тренироваться изо всех сил в последний момент бессмысленно. — говорит Юля Синицына: — а вот такие события укрепляют психоэмоциональную связь в команде.

— А они тебя еще Черной Птицей называют. Тебя нужно «Синий Чулок» называть. — вздыхает Алена: — какая ты все-таки… сухая.

— Сухая, мокрая. Главное, что эффективная. — говорит Маша Волокитина: — мне Юля нравится, она без толку не трещит, в отличие от тебя, Солидольчик.

Валентина садится на стул, Лиля исчезает, чтобы появится рядом с Волокитиной. Валентина только усмехается. До чего же надоедливая эта Бергштейн, думает она, надоедливая, мелкая, все время перед глазами туда-сюда… она краем глаза заметила, что эта либеро — склонилась над Машей и уже что-то шепчет ей прямо на ухо, а Маша — улыбается. На секунду стало как-то… неприятно. Но она тут же одернула себя. Какая мне разница, подумала она, какая разница. Что там у этой Кнопки в голове и на сердце — ей-то что с этого? Даже слепой сразу заметит что

эту Бергштейн к Волокитиной тянет как на якорной цепи, это только Машка ничего не понимает… ну или делает вид что не понимает.

— Просто нечего нам больше терять, все нам вспомнится на Страшном Суде, эта ночь легла как тот перевал, за которым исполнение надежд… — бьет по струнам Наташка Маркова: — просто прожитое прожито зря, не зря… но не в этом, понимаешь ли соль…

* * *

Поздно ночью в коридоре гостевого домика доски едва прогнулись под чьей-то легкой ногой. Прогнулись, но не скрипнули. Не скрипнула и дверь, которая едва-едва приоткрылась. В открывшийся проем проскользнула легкая тень и только колебание воздуха могло бы выдать присутствие незваной гостьи в номере гостевого домика. Лиля Бергштейн (а это конечно же была она) — бестелесной тенью скользила над полом к своей цели. На полпути от двери она остановилась и нахмурилась. Наклонилась. Подняла с пола что-то мягкое. Ночь стояла безлунная, света почти не было, но она определила на ощупь что это была большая плюшевая игрушка. Наверное медведь. Стараясь не шуметь, она мягко опустила игрушку обратно на пол и сделала еще несколько шагов. Протянула руку. Ага… вот и кровать… она сглотнула, чувствуя, как во рту все пересохло. Долгие две секунды она мялась у кровати, не решаясь, но потом — резко выдохнула и решительно сделала шаг вперед. Села на краешек кровати. Еще раз сглотнула, пытаясь смочить сухое как бумага горло. И… если тихонько лечь и пристроится вот так…

Чья-то сильная рука схватила ее и прижала, да так, что едва не выдавила весь воздух из легких!

— … ой! — тихо пискнула она, чувствуя, как стальные мышцы этой руки не дают ей и шанса на освобождение. Тут же что-то большое, тяжелое и горячее — придавило ее. Нога, подумала она в панике, она закинула на меня ногу!

— … — она напрягалась, пытаясь высвободится. Тщетно. Сталь мускулов даже не дрогнула, когда она приложила все усилия. Наконец она расслабилась. Сдула упавшую на лицо прядь волос. Подумала позвать на помощь или разбудить ту, кто сжимает ее в каменных объятиях, но… тогда они соседку разбудят… она сглотнула.

— Валя? — прошептала она: — Валя? Проснись… это я! Я… ну кровать перепутала! Валя! Валя?!

— Мммгмм… — сонно пробормотала ей на ухо Валентина Федосеева и прижала ее к себе покрепче.

— А… говорила, что не спишь с плюшевым медведем… — выдавила из себя Лиля: — и что во сне не разговариваешь…

— Ммм… — нога Валентины обвилась вокруг бедер Лили и та — вздохнула, смиряясь со своей участью. Постаралась расслабиться, глядя в темноту. Подумала о том, что она сама балда, кровать перепутать… и что нужно постараться выспаться, раз уж все так вышло… а еще о том, что Валя спит совсем без ночнушки и что у нее, наверное, температура, вон какая горячая…

— Жарко. — шепчет она невидимому в темноте потолку: — и в туалет хочется…

Глава 14

Свою кличку Айгуля Салчакова не любила. Хотя бы потому, что никакая она не «Казашка», у нее мама из Узбекской ССР. Отца она толком не помнила, а вот отчим тоже из Ташкента, так что даже если пойти на поводу прозвища по национальной составляющей, то она никак не «Казашка», а скорее «Узбечка». Тем более что и Аню Чамдар тоже называли «Казашкой», хотя и она тоже узбечка. Более того, если Чамдар была «Маленькая Казашка», то Айгуля почему-то «Казашка Большая», хотя между ними не такая уж большая разница в росте. Ирония заключалась в том, что если бы Аня Чамдар была, например якутка, то на них один ярлык бы не навесили.