Тренировочный День 5

Хонихоев Виталий

Она вдруг вспоминает этого раздражающего Витьку, который ничего серьезно не воспринимал и его анекдот про пчел. И пчелы тоже херня — вот какая мораль. Нет ничего серьезного в мире и в жизни, а если она не выскажется, то будет потом жалеть всю оставшуюся жизнь. Что может случиться самое страшное? То, что Черная Птица откажется выходить на площадку с ней? Ну… и ладно! То есть, плохо, конечно, а с другой стороны и ладно. Другие выйдут, она вполне может себе позволить на скамейке запасных вместе с Наташкой посидеть. Будет с ней в ладоши хлопать и за своих переживать, так может и лучше будет. Она набирает воздуха в грудь…

— Юля? — говорит она, сама не узнавая своего голоса.

— Да? Что такое? — Синицына выпрямляется и поворачивается к ней, из уголка

ее рта торчит рукоятка зубной щетки, она как будто курит странную сигарету. Из-за этого ее речь звучит невнятно.

— Юля… я с тобой поговорить хотела. — говорит Айгуля, как будто бросаясь в холодную воду. Решительно.

— Говори. — разрешает Синицына: — я слушаю.

— Эээ… — решительность куда-то испаряется, оставив Айгулю наедине с Черной Птицей в своем номере. Она сглатывает.

— Ну? Забыла, что хотела сказать? Значит ничего важного. Ладно, я мыться. — и Синицына исчезает за дверью ванной комнаты.

Открывается кран, шумит вода. Айгуля ругает себя за нерешительность.

Вот она дура, не надо было ждать, нужно было сразу встать и сказать… например так «Синицына, ты такая высокомерная и сквозь губу со всеми разговариваешь и смотришь свысока! Почему ты такая?!». Нет, нет, так нельзя, Витька говорил, что нельзя других обвинять, так только резкой защитной реакции добьешься… нужно говорить про свои чувства. Например «Юля, мне было очень обидно в тот раз, когда ты после матча даже словом меня не удостоила, как будто я улитка какая-то. Или слизень!». Да, про себя говорить… что она испытывает при взгляде на Юлю. А она испытывает злость. И обиду, да. Наверное, даже боится ее, опасается… но не физически, не того, что Синицына сейчас на нее наброситься и кости переломает… такого рода угроза порой от Вали Федосеевой исходила, а от Синицыной — нет. Она опасается ее на площадке. Того, что в сравнении с ней она выглядит очень бледно. А когда в одну команду собирают таких звезд, то ей, Салчаковой — самое место на скамейке запасных вместе с Марковой за газировкой бегать. Вот чего она опасается…

— Место свободно. — говорит Юля Синицына, выходя из ванной комнаты и утираясь белым махровым полотенцем: — давай теперь ты. Потом на завтрак пойдем. По дороге к Волокитиной в домик зайдем, поднимем их.

— Хорошо. — про себя Айгуля решает все же поговорить с Черной Птицей по дороге.

Она проходит в ванную комнату, умывается, разглядывает свое отражение в зеркало, думая о том, что рядом с Синицыной нелегко даже дышать полной грудью, а ее вместе с ней поселили… удружил Витька, ничего не скажешь! Да и сам он хорош, прикидывался таким телепенем, а смотри-ка, недели не прошло как в постель к Лильке залез. А ведь она его первой увидела! И вообще все права имеет… не то, чтобы она нуждалась в мужском внимании, в конце концов у нее даже свой клуб поклонников имеется, выбирай кого угодно… но тут-то он один. Несправедливо. Как будто этой Лильке мало мужиков, все и так на нее слюни пускают. Ну конечно, она мелкая, мужики такое любят.

— Ты там скоро? — стук в дверь ванной комнаты: — я уже пошла!

— Иду! — Айгуля срочно заканчивает умывальные дела, вытирает лицо полотенцем и выскакивает из ванной комнаты. Они вместе выходят из гостевого домика. Раннее утро, Синицына всегда встает ни свет ни заря, раньше всех. По дороге на завтрак, в столовую — они обычно заходят в домик к Волокитиной и Федосеевой.

По дороге Айгуля все же набирается смелости и начинает говорить прямо в спину Юли Синицыной, которая идет впереди. Она говорит о том, что в тот раз была здорово обижена, что ладно, когда на площадке поражение терпишь, это же спорт, тут все нормально. Но когда вот так свысока с тобой разговаривают и эдак показательно размазывают… ну это за гранью. Она понимает, что Юля Синицына — это ого, что она на другом уровне совсем, но ведь можно было хотя бы не так высокомерно, это не по-комсомольски вообще! Ах, она уже партийная? Еще лучше, значит не по-коммунистически! Совсем — говорит она прямо в спину Синицыной

и спина — останавливается. Юля Синицына наконец оборачивается и Айгуля — невольно делает шаг назад. Вот и все, думает она, вот и все. Сейчас Синицына скажет мне что я сама дура и потребует чтобы я убралась из номера. А еще скажет, что не будет со мной на площадку выходить и пусть другого игрока на замену берут… наверное Светлану Кондрашову. Ну и пусть… — думает она с горечью, ну и пусть. Кондрашова и правда лучше меня играет, так что…

— Я не собираюсь извиняться. — говорит Юля Синицына и бросает свой холодный, отстраненный взгляд, обжигает им словно лучом вечной мерзлоты: — я думала, что ты все понимаешь.

— Я… все понимаю. — вздыхает Айгуля. Конечно, она все понимает. Где она и где Черная Птица? Между ними можно галактику втиснуть, такая там разница.

— Мне было нужно вогнать тебя в такое состояние. — продолжает Синицына: — чтобы ты не представляла собой угрозы в дальнейшем. Ты слишком хороша на блоке и связке.

— Да, я понимаю… что?! — Айгуля поднимает свой взгляд: — ты… что?!

— Ты была слишком хороша в тот раз. Если бы вся команда тянулась за тобой и Волокитиной — вы бы нас выиграли. — спокойно объясняет Юля Синицына: — ты слишком опасна, а ведь тогда был твой первый матч за профи. Если бы я не сокрушила твою уверенность ты бы стала представлять собой немалую угрозу для моей команды.

— Э… погоди… погоди… так ты…

— Мы выиграли в тот раз. Не по твоей вине, ты сделала все что могла, мы еще вытащили игру, но раз уж выиграли — я воспользовалась этим выигрышем. То, что я сделала в тот раз — я сделала намеренно. — в глазах у Синицыной взблескивает сталь: — осознанно. Я сокрушила уверенность у перспективного игрока соперников. Поселила в твоем сердце сомнения.

— Но…

— Вспомни все наши встречи, Салчакова. Никогда после ты не играла так хорошо. Лучше всего ты играла именно в первую нашу встречу, после чего… — Юля взмахивает рукой, показывая, как катятся вниз результаты игры Айгули, вниз, вниз, вниз…

— Ты… вот ты сволочь! — вспыхивает Айгуля: — вот ты гадина-то!

— A la guerre comme а la guerre… на войне как на войне. А я должна была дать тебе расцвести? Вырасти? Чтобы ты потом стала такой же как Кондрашова? Нет конечно. — Синицына качает головой: — я сделала то, что было нужно. И не перекладывай ответственность с больной головы на здоровую, это уже твое дело — как противостоять такому давлению. Если ты не готова играть с большими девочками — убирайся в свою песочницу.

— Ты! Да я… — Айгуля стискивает кулаки: — да ты!

— Салчакова. — Синицына складывает руки на груди: — когда я гляжу на тебя, я вижу двух человек. Одну — такую какая ты есть сейчас. И другую — какой ты могла бы быть. И когда эти двое встретятся — то получится невероятный игрок. Моя задача — сделать так, чтобы этой встречи никогда не произошло. Мне не нужны соперницы.

— … и почему же ты тогда мне об этом говоришь?!

— Мы с тобой на одной стороне. Пока. Пользуйся случаем и впитывай мудрость, Салчакова, иначе ты никогда не поймешь, почему мы все время у вас выигрываем… ты — можешь играть лучше, чем я или Кондрашова. Но ты… в общем я не собираюсь извиняться, Салчакова. Твои обиды и твои личные драмы меня не касаются. Можешь меня ненавидеть, но на площадке будь добра показать все, на что способна. Я уже признала тебя как соперницу — с того самого первого раза. Не разочаруй меня, Казашка.

— Я узбечка!

— Какая разница.

— Большая! И вообще-то ты вовсе не такая равнодушная! Я тебя насквозь вижу! Тоже мне Доктор Смерть! Ты просто хочешь меня из равновесия вывести, чтобы я жалеть себя перестала и начала играть лучше! Ты… да ты сама мягкая как масло! И добрая!

— Так меня еще не оскорбляли. — сухо отвечает Синицына и стучит в дверь гостевого домика. Прислушивается. Пожимает плечами и толкает дверь, бесцеремонно входя внутрь. Зашедшая вслед за ней Айгуля открыла было рот, чтобы возразить этой раздражающей Синицыной, но — остановилась. Так и осталась с открытым ртом.