Трепетание предсердий
Шрифт:
– Я теперь к вам, – Майя Михайловна раздвинула губы в неестественной улыбке. – Освобождаю кабинет, переезжаю в ординаторскую. Буду простым терапевтом.
Трудно сказать, хорошо это или плохо. Все присутствующие заулыбались, мол, замечательно, что не уходите; пройдет месяц-другой, а там, глядишь, и начальство сменит гнев на милость.
– Как вы, наверное, слышали, – продолжила бывшая заведующая, – сегодня ночью в реанимацию переведен Крестьянинов из триста восьмой. С дисульфирамоподобной реакцией. В настоящий момент находится в коме,
И снова, во второй раз за утро, Майе Михайловне удалось неприятно поразить сотрудников. Дисульфирамоподобная реакция! Иными словами – реакция организма на соединение антибиотиков и алкоголя.
Кто? Кто принес ему спиртное?
Да кто угодно. Из рук вон плохо обстоит дело с передачей продуктов. Тащат все, и разрешенное, и запретное, и не очень; никто не проверяет, чем питаются пациенты, что находится в проносимых мешках и тумбочках. Максимум – постовые медсестры проверяют холодильники, вытаскивают и выбрасывают испорченные продукты.
Ну, а спиртное… Вип-пациентов тем более никто особо проверять не станет. Ни одна сестра, ни один врач не рискнет устраивать шмон в триста восьмой. Уволят без права работать в системе здравоохранения.
– История у вас? – обратилась Алла Борисовна к Артему. – Крестьянинов подписывал согласие с запретом на курение и распитие спиртных напитков?
– Не задавайте глупых вопросов, – устало произнесла Майя Михайловна; вспомнила, что уже не заведующая и добавила: – Извините. История в реанимации. Конечно, он ничего не подписывал. Поэтому вся вина на нас. На мне в первую очередь. Ведь это я, как дежурный врач, должна была бросить всех остальных пациентов и всех поступающих экстренно по скорой, сидеть в триста восьмой и держать нашего випа за руку.
– Никто вас не обвиняет, – начала Марфа Лукинична, но осеклась.
Конечно, обвиняет, раз сняли с должности. Хорошо, совсем не выгнали.
Все в больнице, наверное, знали, что Майя Михайловна много лет назад перенесла трепанацию черепа. И устроиться на новое место с таким анамнезом ей будет довольно непросто.
– А нового заведующего уже назначили?
И снова самый неудобный вопрос решилась задать Софья, Софьюшка, как называли ее за глаза. Она даже глупости выдавала так наивно-естественно, что сотрудники лишь умилялись и прощали, снисходительно улыбаясь.
Но на этот раз Майя Михайловна помрачнела еще больше.
– Главный должен решить. Как решит, поставит в известность, – произнесла она ледяным голосом.
М-да, подумал Артем, не завидую я новому заведующему, кто бы он ни был.
– Свято место пусто не бывает, – обронила Алла Борисовна, когда они поднялись, чтобы идти на обход.
У нее как-то странно блестели глаза. Артем грешным делом подумал: может, после вчерашнего? Но вдруг его осенило. Конечно! Конечно, Алла Жукова уверена, что свято место достанется именно ей.
Он начал прикидывать, какие перспективы есть у него при ее руководстве, и есть ли вообще, поэтому шел по коридору
ЭТО вновь маячило в поле его зрения. Только уже переодетое в больничный балахон. Что самое удивительное – в балахон рабочий. Зеленые штаны, зеленая курточка и колпак. Все такое же бесформенное, как давешние пуховик и джинсы.
И снова было непонятно, девочка это или мальчик.
– Эй! – закричал Артем и махнул рукой. – Эй, погоди!
Зачем ему нужно ЭТО, он сообразил не сразу. А, ну да, конечно. Спросить, почему ОНО торчало возле его дома, а главное – почему пырилось в окно. Что делало возле больницы и что забыло в отделении.
В случайности он не верил.
Увы. ОНО опять ускользнуло. И он даже не понял, куда. Бежать за ним снова? Ну уж увольте. Утром он промочил ноги, носки до сих пор влажные. Что случится, вздумай он играть в догонялки сейчас, даже думать не хотел. Или упадет и сломает себе что-нибудь, или его тоже уволят – до кучи.
Я тебя достану, пригрозил Артем. Я тебя обязательно найду и достану. Помяни мое слово.
Он собирался зайти в сестринскую и процедурную, чтобы выспросить – что за чучело ходит по коридору, кто пустил и почему. Но тут из кабинета заведующей выглянула Майя Михайловна, собиравшая вещи, и крикнула:
– Артем Петрович, вас к главному вызывают!
– Когда? – спросил Артем упавшим голосом.
– Сейчас.
– Но у нас обход.
Более глупого аргумента найти невозможно. Если вызывает главный, надо все бросать. Хирург должен оставить оперируемого больного, эндоскопист немедленно вытащить из пищевода исследуемого эндоскоп (или уговорить его полежать так полчаса-час), лабораторный диагност наплевать на мочу и кровь. И топать к начальству.
Все это он прочел во взгляде Майи Михайловны, чертыхнулся, оставил истории болезни на посту и направил стопы в приемную.
Потом не выдержал, вернулся и спросил у сидевшей на посту Марфы Лукиничны:
– Вы здесь не видели такого… такую… такого… маленького, в общем. Маленького, балахонистого.
Марфа Лукинична посмотрела на Артема с жалостью:
– Петрович, я все понимаю, такие пертурбации. Немудрено, что балахоны мерещатся.
Да не мерещатся мне, хотел возмутиться Артем. Но спорить не стал. Вполне возможно, и мерещатся.
2. Post mortem medic
i
na 2
Из кабинета главного Артем вышел Артемом Петровичем даже для пожилой Лукиничны.
Вот только радости никакой не испытывал. Напротив – испытывал еще большее потрясение и уныние. Ох, не зря мама во сне не сказала последнюю фразу.
Наверное, произнеси она «Зато тебя поставят заведующим», он бы не поверил и проснулся бы в холодном поту, потрясенный до спинного мозга. А вот поди ж ты.