Трепетание предсердий
Шрифт:
– Постовой, палатной, процедурной?
– Палатной.
– Вот как. За палатами уже закрепили?
– Нет еще.
– Ну, хорошо. Скажу сегодня Марине Игоревне, чтобы закрепила… Ты в курсе, что у нас начальство поменялось, да? Тебя кто принимал?
– Майя Михайловна принимала. Ну да, в курсе. Все отделение в курсе, а я хуже, что ли?
Хуже, чуть не брякнул Артем, в зеркало бы хоть посмотрелся. Балахон явно ношеный, с чужого плеча. Пугало пугалом.
– Ты, Александр, возможно, и не хуже, это со временем выяснится.
– Александра.
– Что – Александра?
– Зовут меня Александра. Можно просто Шура.
Мама дорогая.
Так ОНО все-таки девочка.
– Александра, это хорошо. – Артем зачем-то взял ручку, повертел, положил на стол. – Ты можешь найти другой… наряд? Или нет?
– Могу. А зачем?
Наверное, Майя Михайловна прочитала бы лекцию о недопустимости появления на рабочем месте в подобном виде. Могла не допустить, заставить переодеться. Да и старшая всегда следила, чтобы девочки прилично выглядели. Он, Артем, все это знал, но сам почему-то не смог ясно сформулировать, отчего балахонистый костюм так его раздражает.
Ладно, с этим после разберемся.
Он решил резко сменить тему:
– Что ты, Александра, делала рано утром под моими окнами?
Артем думал смутить ее этим вопросом. Ничуть не бывало. Александра (или просто Шура) смотрела на него ясным, незамутненным взором. Спокойно ответила:
– Ничего не делала. Я не знаю, где ваши окна.
Как хорошо врет-то, а.
Артем восхитился. Он всегда восхищался людьми, которые врали, как дышали. Сам не умел, распознавать ложь не научился, но если точно знал, что человек виртуозно врет, неизменно завидовал. Правда, относился к таким людям с предельной осторожностью.
– Ты знаешь, где мои окна, – ласково-убедительно сказал Артем. – На улице Турищевой, дом сорок восемь. Что ты делала там сегодня утром? И зачем бегала от меня?
– Я не бегала, – снова очень спокойно сказала Шура. – Зачем мне от вас бегать?
Вот именно, зачем.
– А на улице Турищевой моя подруга живет. Я у нее была. Вы там меня увидели и подумали невесть что.
Артем восхитился еще раз. Какова нахалка, а? Пригляделся повнимательнее. Нет, ну ни капли лжи в глазах.
Может, и правда он все себе придумал. Ночевала у подруги, вышла на улицу, случайно посмотрела наверх, а он уж вообразил невесть что. Тьфу на тебя, Дурищев, прозвучал в голове голос Ларисы, нельзя быть таким мнительным.
– Вы к Турищевой, которой улица, какое-то отношение имеете? Или она в честь гимнастки названа?
Вопрос застал врасплох. Артем снова зачем-то повертел ручку.
Он не любил отвечать на подобные вопросы, потому что за ними обязательно последуют другие, на которые тоже нужно ответить, а ему весь этот опросник доставлял невыразимый дискомфорт.
Он возмутился. Чего ради он вообще будет отвечать на вопросы этой Шуры? Хотел
Теперь у него было целых три аппарата, не считая мобильника, конечно. Черный – внутренний, синий – городской, на котором даже работала девятка (межгород на местном сленге) и белый – селектор для быстрой связи с начальством: главным, начмедами, секретарем и замом по контрольно-экспертной работе, сокращенно КЭР.
Звонил как раз селектор. Светилась кнопка зама по КЭР, Рэма Кирилловича Апухтина.
– Здравствуйте, Рэм Кириллович, – произнес Артем, нажав на кнопку.
– Здравствуйте, Артем Петрович, – сухо произнес Апухтин. – Поздравляю с назначением. Растете, это хорошо.
– Спасибо. Да, вот так неожиданно…
Голос Апухтина не излучал восторг от нового статуса Артема. Да и с чего бы? Не было бы счастья, да несчастье помогло – не очень радостный повод для продвижения по карьерной лестнице. Тут еще некстати вспомнилось «на чужом несчастье своего счастья не построишь»… Хотя, нет, это же совсем о другом. О личном.
– Самые важные вещи, как правило, всегда случаются неожиданно. Зайдите ко мне через полчасика, лады?
– Хорошо.
Апухтин отключился.
Шура все еще была в кабинете. Стояла с отсутствующим видом.
Точнее, как бы с отсутствующим. Артем успел заметить ее жадный взгляд, который она быстренько притушила, едва он закончил разговор.
– Иди работай.
Вышло грубовато. Шуре это не понравилось. Лицо ее закаменело, она повернулась, почти вышла из кабинета и уже на пороге вполголоса сказала:
– Мы с вами на брудершафт не пили.
Тьфу, пропасть.
И верно, дорогой товарищ новоиспеченный заведующий. Что ж так начинаете-то.
Хоть бы спросил подчиненную, согласна ли, чтобы ее на ты называли. Вдруг она подпольная дочь министра. Поссорилась с папочкой, решила доказать, чего стоит и пошла в младший медперсонал.
Да какая разница, дочь, не дочь. Но все равно не мешает узнать, откуда она такая чумурудная к нам явилась. Непременно спросить у Майи Михайловны.
Ладно, с этим разберемся. А теперь надо, наконец, узнать о самочувствии випа.
Артем позвонил по местному телефону в реанимацию.
Ну, конечно. На том конце трубу снял Лев Лаврентьевич Ветров, муж бывшей заведующей. Анестезиолог-реаниматолог высшей квалификационной категории, огромный по размерам и спокойный как мамонт. А чего ему особо нервничать, не без цинизма подумал Артем. Его подопечные лежат спокойно, не бузят, не жалуются, не ругаются, по палате не бегают.
Грамотный врач, приветливый человек, Лев Лаврентьевич переживает снятие Майи Михайловны наверняка не меньше, а то и больше супруги. Что ни говори, а они были почти идеальной парой. Хотя, почему «почти»? Идеальной, конечно.