Трепетание предсердий
Шрифт:
– Доброе утро, – быстро проговорил Артем. – Как Крестьянинов? Есть что-то обнадеживающее?
– Нет ничего, – пробурчал Лев Лаврентьевич тоном «поздновато же вы спохватились». – В том же состоянии. Никакой динамики, ни положительной, ни отрицательной.
– А шансы?
– Ничего сказать не могу, простите. Все надлежащие процедуры выполняем. Кстати, готовьтесь к визиту.
Артем не успел спросить, к чьему визиту готовиться. Во-первых, в трубке раздались короткие гудки, словно ее спешно кинули на рычаг, а, во-вторых,
Дальше он слушал ее монолог, точнее, выплеск эмоций, еще точнее – угрозы и оскорбления на повышенных тонах, временами переходящие в неразборчивый визг. Она найдет управу на врачей-вредителей, а именно: уволит, посадит, взорвет, придушит вот этими руками, не смотрите, что они слабые, и вообще всем мало не покажется. Артем почти не глядел на нее, упершись взглядом в стол, терпеливо дожидаясь, когда заряд гнева иссякнет, посетительница сдуется, потопает напоследок ногами и уйдет.
Странно, почему не сразу к главному, подумал он отрешенно. Или по очереди ко всем? В реанимацию, к заведующему, начмеду, заму по КЭР, главному… По дороге пнуть еще несколько работников – пар до конца выпустить. Чтобы на пути не стояли, в больнице не работали и ее своим видом не раздражали.
Жена, что ли, Крестьянинова? Или дочка? Сейчас не разберешь; жена у випов вполне может оказаться такого же возраста, как дочка. Ага, что-то такое: мама с дочкой за одной партой сидели.
Дамочка, если рот закроет и сделает лицо попроще, окажется вполне симпатичной. Стройная, холеная, породистая.
Чем-то она напомнила Ларису. Может, поэтому он ее и терпит.
Посетительница сделала небольшую паузу – перевести дух и набрать воздуха. Интересно, возле кабинета уже столпились любопытные больные? Или Марина сообразила всех разогнать?
– Ну вы и орете, аж в соседней палате замминистру плохо стало.
Дамочка, кажется, подавилась воздухом. Так, с открытым ртом, и повернулась к двери. Наткнулась взглядом на невозмутимую Шуру.
Более ошеломляющего эффекта достичь было невозможно.
Приди сюда оба начмеда – хотя, нет, одну ведь уволили, – все заведующие и главный, они бы не смогли так быстро успокоить зевластую бабу, как это сделало крайне странно выглядящее создание в балахонистом костюме.
– Ты кто? – спросила тихо дамочка.
Подумала и добавила:
– Замминистру?
– Ага, – невозмутимо продолжала Шура.
И вышла из кабинета.
Дамочка сдулась мгновенно. Исчез напор, из взгляда пропало бешенство. За несколько секунд наступило полное истощение.
Кажется, ноги перестали ее держать, и она медленно опустилась на краешек дивана. Спросила рассеянно:
– У него ведь вчера кто-то был, да?
– У кого? – не понял Артем. – У замминистра?
– Какого еще замминистра? У Анатолия, конечно.
Анатолий – это, видимо, Крестьянинов.
– Вы имеете в виду посетителей?
– Я имею в виду девок. Или
Если бы у нее осталась хоть капля энергии, в голосе наверняка сквозило бы раздражение. И злость на Анатолия. И ревность. И обида.
Но Артем слышал всего лишь безумную усталость. От жизни с человеком, которого приходится ревновать, охранять от пьющих друзей, от любвеобильных подруг, от буйных развлечений, которые с какого-то перепугу прилагаются к их счастливому совместному проживанию.
– Ну что вы, – Артем даже возмутился. – У нас не бордель. И не распивочная.
– Где-то же он ее взял…
Где-то он ее взял, тут она права.
– Вы если что узнаете, звоните, ладно?
Она поднялась, дрожащей рукой покопалась в сумочке и положила перед Артемом визитку.
– Ладно, – кивнул он. – До свидания.
Она не ответила и медленно вышла из кабинета.
А ведь у нас нет никакого замминистра в отделении, только сейчас сообразил Артем. Побить Шуру за самодеятельность? Или пусть живет?
Он решил – пусть живет. Пока.
А ему надо идти к Апухтину.
Рэм Кириллович занял должность заместителя по клинико-экспертной работе в двадцать восемь лет. В двадцать восемь! Будучи к этому возрасту, между прочим, кандидатом медицинских наук. Артем взирал на него с хорошей завистью. Сам он когда-то начинал работать над кандидатской, но благополучно забросил. Оправдывался, что из-за Ларисы. Но, скорее всего, из-за собственной лени. Надо возобновить. Главный сегодня так и сказал: будем рады видеть в наших рядах еще одного заведующего с ученой степенью. Обещал помочь, посодействовать, протолкнуть.
Но уже буквально через пару минут Артем забыл и про степень, и про главного, и про свое назначение.
– Я пока решил не доводить до начальства, – сказал Рэм Кириллович. – Подумал, возможно, вы мне сами объясните.
– Да чего тут объяснять?
Артем настолько растерялся, что откровенно не знал, за что ему оправдываться.
Да, больной хлебнул алкоголя. Да, недосмотр персонала. Три человека уже понесли наказание. Но он-то, Артем, тут с какого бока?
Рэм Кириллович придвинул к нему лист формата А4. Текст набран на компьютере и распечатан. Очередная жалоба, понял Артем. И даже без подписи. Пробежал глазами и обомлел.
Апухтин терпеливо ждал. Пришлось сосредоточиться и попытаться внятно изложить свои соображения.
– Во-первых, я, как врач, никогда не стал бы… Тем более, с пациентом, которого веду… Тем более, с таким пациентом. Вы что же, считаете меня самоубийцей? Идиотом?
– Не считаю, конечно. Однако тут, – Апухтин постучал пальцем по листку, – изложена весьма интересная гипотеза. Очень хочется ее проигнорировать, верно? Однако мне нужно ее либо опровергнуть, либо подтвердить.
Гипотеза! Что он называет гипотезой? Да это поклеп. Донос.