Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Шрифт:
Первые недели нашего сотрудничества протекли довольно гладко. Поскольку Заукель пообещал своевременно ликвидировать любые нехватки рабочей силы и заменять призванных в армию квалифицированных рабочих, я оказывал ему всяческую поддержку. В мирное время рабочих, вышедших на пенсию или умерших, ежегодно заменяли шестьсот тысяч молодых людей, которые теперь, как и значительное число специалистов, подлежали мобилизации. В 1942 году дефицит рабочей силы в военной промышленности составлял более миллиона человек.
Однако Заукель не выполнил своего обещания, да и надежды Гитлера на двести пятьдесят миллионов потенциальных рабочих не оправдались отчасти из-за неповоротливости немецких властей на оккупированных территориях, отчасти оттого, что местные жители, подлежащие депортации в Германию, предпочитали бежать в леса и присоединяться к партизанам.
Не успели появиться первые иностранные рабочие, как я начал получать многочисленные протесты от нашего «аппарата индустрии». Во-первых, специалисты, призванные в армию, прежде занимали ключевые посты, и вряд ли иностранные рабочие смогли бы их заменить. Во-вторых, кто теперь помешает вражеским
Еще одна проблема: не хватает переводчиков для такого количества людей, говорящих на разных языках, а без адекватного общения эти новые рабочие практически бесполезны.
Гораздо более практичным казалось привлечение в промышленность немецких женщин. Промышленники приносили мне статистические данные, доказывавшие, что число немецких женщин, занятых на производстве в Первую мировую войну, было значительно выше нынешнего. Мне показали фотографии рабочих, выходящих после смены из одного и того же военного завода в 1918-м и 1942 годах: на первой преобладали женщины, на второй – мужчины. Мне приносили и фотографии из американских и британских журналов, доказывающие, что противник мобилизовал женщин на трудовой фронт [120] .
120
Двумя годами позже, 28 января 1944 г., я упрекнул Заукеля: «Из официальных данных следует, что занятость женщин в британской промышленности гораздо выше, чем в нашей. Из 33 миллионов в возрасте от 14 до 65 лет 22,3 миллиона служат в армии или работают в промышленности. Из 17,2 миллиона женщин 7,1 миллиона заняты полный рабочий день и еще 3,3 миллиона неполный, то есть всего – 10,4 миллиона, что составляет 61 процент. В то же время в Германии из примерно 31 миллиона женщин в возрасте от 14 до 65 лет заняты в промышленности полный и неполный день 14,3 миллиона, а это всего 45 процентов, гораздо ниже, чем в Англии». Мои выкладки доказывали, что у нас имеется резерв рабочей силы в 16 процентов, или 4,9 миллиона женщин. (Документ Нюрнбергского процесса «006 Шпеер».) В то время я не знал, что еще до войны, в июне 1939 г., статс-секретарь министерства труда Зируп представил план мобилизации для нужд военной промышленности 5,5 миллиона неработающих женщин. Он также считал реальным перевести 2 миллиона женщин с бесполезных для военной промышленности работ в сталелитейную и химическую промышленность и в сельское хозяйство. (Протоколы совещания в министерстве обороны 23 июня 1939 г., документ Нюрнбергского процесса «3787 PS».)
В начале апреля 1942 года я предложил Заукелю ввести трудовую повинность для немецких женщин, но он резко возразил мне, что проблема, где брать рабочую силу и как ее распределять, – его личное дело. Более того, он заявил, что, будучи гауляйтером, является подчиненным Гитлера и несет ответственность лишь перед ним одним, но раз уж я так настаиваю, то следует вынести этот вопрос на суд Геринга, который как генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану и скажет последнее слово. Совещание с Герингом состоялось в Каринхалле. Явно польщенный вниманием Геринг вел себя подчеркнуто дружелюбно с Заукелем и гораздо прохладнее со мной. Мне так и не дали толком высказаться. Заукель и Геринг постоянно меня перебивали. Заукель напирал на ущерб, который фабричный труд причинит немецким женщинам, – не только «психической и эмоциональной сфере их жизни», но и способности вынашивать детей, и Геринг энергично с ним соглашался. Чтобы укрепить свои позиции, Заукель сразу же после совещания отправился к Гитлеру за подтверждением своих полномочий.
Все мои доводы были проигнорированы. Заукель сообщил коллегам-гауляйтерам о своей победе в воззвании от 20 апреля 1942 года, в котором среди прочего заявил: «Для того чтобы освободить немецкую домохозяйку, и прежде всего многодетную мать… от тягот и лишений военного времени, фюрер уполномочил меня доставить в рейх с восточных территорий от четырехсот до пятисот тысяч здоровых, выносливых девушек». В то время как Англия к 1943 году сократила число служанок на две трети, Германия до самого конца войны не сделала ничего подобного [121] . Порядка миллиона четырехсот тысяч женщин продолжали работать служанками. Кроме того, полмиллиона украинских девушек обслуживали семьи партийных функционеров – факт, вызвавший множество пересудов среди населения.
121
Согласно данным Чарльза Вебстера и Ноубла Франкленда, приведенным в «Стратегическом авианаступлении на Германию» (The Strategic Air Offensive against Germany. London, 1961. T IV. С. 473), в июне 1939 г. в Англии было 1 200 000 домашней прислуги, но лишь 400 000 к июню 1943 г. В Германии это число уменьшилось с 1 582 000 на 31 мая 1939 г. до 1 442 000 на 31 мая 1943 г.
Производство вооружения напрямую зависит от поставок железной руды. В Первую мировую войну немецкая военная промышленность потребляла 46,5 процента произведенной стали. Вступив в должность министра, я выяснил, что сейчас потребление составляет всего 37,5 процента. Чтобы увеличить эту цифру, я предложил Мильху совместно заняться распределением сырьевых ресурсов.
2 апреля мы снова поехали в Каринхалле. Геринг долго разглагольствовал на самые разные темы, но в конце концов согласился с нашим предложением о создании органа централизованного планирования в рамках четырехлетнего плана. Наша решительность произвела на него столь сильное впечатление, что он с некоторой застенчивостью попросил: «Не возьмете ли вы к себе моего друга Кернера? А то он решит, что
122
Кёрнер – статс-секретарь и доверенное лицо Геринга.
123
Правда, генерал Ханнекен из министерства экономики пытался заниматься планированием, но не мог отстаивать свои позиции визави с Гитлером и Герингом.
В своем приказе о создании управления централизованного планирования Геринг оставил за собой право на окончательное решение важных вопросов, но, как я и предвидел, ничем не интересовался, а мы со своей стороны не видели оснований его беспокоить [124] .
Совещания управления централизованного планирования проводились в большом конференц-зале моего министерства. В них принимало участие множество чиновников, и тянулись они бесконечно. Министры и статс-секретари при поддержке собственных экспертов рьяно боролись за свои квоты. Нам приходилось искусно лавировать, чтобы, ограничивая сферу производства товаров народного потребления, не нанести ущерб жизненному уровню народа и производству товаров, необходимых для военных отраслей [125] .
124
На Нюрнбергском процессе обвинение инкриминировало Герингу это право. Когда допрашивали меня, я с чистой совестью смог заявить: «Геринг не мог оказать нам действенной помощи; всю практическую деятельность мы осуществляли сами».
125
На первом совещании управления централизованного планирования 27 апреля 1942 г. из ежемесячно производимых двух миллионов тонн черных металлов 980 тысяч тонн отвели на вооружение армии, флота и авиации. Это означало увеличение прежних квот с 37,5 до 49 процентов, что превышало 46,5 процента периода Первой мировой войны (протоколы совещания 27 апреля 1942 г.). К маю 1943 г. мы довели долю производителей вооружений до 52 процентов (протоколы совещания 4 мая 1943 г.). В 1943 г. военная промышленность получила на 5 900 000 тонн черных металлов больше, чем до моего назначения министром вооружений.
Я лично пытался добиться значительного сокращения производства потребительских товаров, объем которого в начале 1942 года снизился по сравнению с довоенным только на 3 процента. Однако максимум, чего мне удалось достичь, так это сокращения на 12 процентов [126] . Всего через три месяца после введения ограничений Гитлер начал сожалеть о выбранном нами курсе и декретом от 28–29 июня 1942 года потребовал «увеличить объем производства товаров народного потребления». Я протестовал, доказывая, что «подобный девиз воодушевит на усиление противодействия нашему курсу тех, кто все это время был недоволен концентрацией усилий на военной промышленности». Под «теми» я имел в виду партийных функционеров.
126
Вагенфюр в своей книге «Немецкая промышленность в войне 1939–1945 гг.» (Берлин, 1954) сравнивает сокращение производства товаров народного потребления в Британии и Германии. Если принять объем производства 1938 г. за 100 процентов, то в 1940 г. в Германии были те же 100 процентов, а в Англии – 87. В 1941 г. в Германии – 97, в Англии – 81; в 1942 г. в Германии – 88, в Англии – 79. Следует принять во внимание тот факт, что из-за высокого уровня безработицы в довоенной Англии уровень жизни там был ниже, чем в Германии.
Однако Гитлер остался глух к моим доводам, и снова все мои попытки организовать эффективное военное производство закончились провалом из-за его непостоянства.
Кроме притока рабочей силы и увеличения выпуска стали мы нуждались в расширении сети железных дорог. Это было необходимо, хотя имперские железные дороги еще не оправились от страшной русской зимы: даже в глубине Германии железные дороги были до сих пор забиты застрявшими поездами. Жизненно важные боеприпасы и вооружение отправлялись на фронт с невообразимыми задержками.
5 марта 1942 года министр транспорта доктор Юлиус Дорпмюллер, еще очень бодрый, несмотря на свои семьдесят три года, отправился со мной в Ставку доложить Гитлеру о транспортных проблемах. Я объяснил катастрофичность сложившейся ситуации, но, поскольку Дорпмюллер оказал мне весьма слабую поддержку, Гитлер, как обычно, предпочел более оптимистическое мнение. Он отложил решение проблемы на неопределенный срок, заметив, что «положение, вероятно, вовсе не так серьезно, как кажется Шпееру».
Две недели спустя, вняв моим настоятельным просьбам, Гитлер согласился заменить молодым чиновником шестидесятипятилетнего статс-секретаря министерства транспорта. Однако Дорпмюллер воспротивился. «Мой статс-секретарь слишком стар? – воскликнул он, когда я сказал ему о нашем намерении. – Этот молодой человек? Когда в 1922 году я был президентом одного из советов директоров Рейхсбана (железные дороги рейха), он только начинал свою службу инспектором». Дорпмюллеру удалось отстоять своего статс-секретаря.