Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945
Шрифт:
Профессор Эдуард Геммерле считает, что Гитлер никогда не добился бы успеха, если бы не нашел почву, подготовленную для посева его семян. Эта почва была подготовлена философами и политиками, обожествившими государство и помешавшими немцам созреть до способности к независимому мышлению и действию. Лютеранский богослов Карл Гейм сказал после разгрома, что только немцы с их профессорами, судьями и генералами, «обладавшими жалким минимумом политических способностей», могли отдать себя и свою судьбу в руки фюрера, этого безграмотного ефрейтора, и позволить ему довести страну до краха.
Профессор Вильгельм Рёпке говорит, что мистицизм свил гнездо в глубинах германского духа и обитал там в течение столетий. В нем прячется стремление к господству, необузданности и дикости, которое пять раз прорывалось на поверхность в течение последних двух столетий – в виде «Бури и натиска» XVIII века, движения романтиков, движения младогерманцев, молодежном движении и в крайнем своем выражении – в виде национал-социализма. Рёпке сказал немцам: «Не думайте, что достаточно назвать национал-социалистов преступниками, с которыми вы не имеете ничего общего! Нет никакого сомнения, что национал-социализм стал результатом условий, характерных только для Германии… Для того чтобы прорасти, семена гитлеризма должны
Теперь давайте послушаем австрийцев. Профессор Алоис Мелихар, которого из-за его антинацистских взглядов уволили с должности дирижера Берлинского филармонического оркестра, говорит о «хорошо всем известной привычке немцев некритично принимать любую идеологию – от Фридриха II до Адольфа I». Профессор Стефан Бласковиц говорит, что вина Германии заключается в постоянном подавлении революций. Реформация Лютера была подавлена социальной революцией. Немецкие князья использовали революционный порыв в своих корыстных интересах, и очень скоро заработала сильная рука Пруссии. Прусский выборщик стал вскоре прусским королем, изгнал римского императора, представителя объединенной Европы, и сам стал императором. Идея универсальной христианской империи была заменена националистическим государством, венцом которого и стал национал-социализм. Появление Гитлера на политической арене не было результатом ни поражения в Первой мировой войне, ни Версальского договора. Оно было результатом длительного развития: Пруссия во главе других княжеств, Пруссия во главе Европы, Пруссия во главе всего мира. Гитлер, одержимый идеей великой империи, стал телесным воплощением этих безумных идей, вообразил себя избранной свыше объединяющей весь мир силой; он считал себя воплощением Германии, Европы и мира – он решил заменить собой Бога. Высокомерие Германии политически было направлено против Европы, идеологически против западной идеологии, иудаизма и христианства, а в национальном отношении – против других наций и рас. Все это закончилось крахом и падением Германии.
Лорд Герберт Сэмюел, обвинивший Германию в развязывании двух мировых войн, говорит о немцах, что они последовали не за гуманизмом Гете, а за варварской философией Гегеля, Фихте, Трейчке, Шпенглера и их преемников. Историк Гоох сказал в 1945 году, что главный парадокс немецкой истории состоит в многовековом сосуществовании рабски покорного установленной власти общества и богатой, критической и творческой культурной жизни. Сравнивая Великобританию с Германией, он сказал, что «современная Германия мыслила прежде всего понятиями мощи и величия государства, а современная Англия – понятиями прав и свобод граждан».
14. Третий рейх
Этого полусумасшедшего варвара приветствовали семнадцать миллионов избирателей в то время, когда они могли прислушаться к предупреждениям лучших немцев и проголосовать по-другому, причем без всякой угрозы собственной безопасности. Годы шли, Гитлера обожали все новые и новые миллионы людей до тех пор, пока ему сопутствовала удача. Сегодня они все это забыли. Сведения о немецком сопротивлении слишком преувеличены. Всего несколько сотен или, в лучшем случае, тысяч мужчин и женщин вели себя мужественно и честно, даже подвергаясь угрозе преступного суда. Именно эти люди спасли честь страны и заслуживают похвалы, пусть даже их политические программы, как правило, были наивными и националистическими. Воздавая должное их памяти, мы не должны забывать, что они составляли ничтожное меньшинство среди миллионов, кричавших «Хайль Гитлер!».
Гитлера приняли почти все немецкие генералы, заговорившие на таком же варварском языке, как и их фюрер. Адмирал Редер говорил об энтузиазме немецкой нации в отношении национал-социализма, порожденном духом немецких солдат Первой мировой войны. «Мы следуем за символами обновления с безмерной любовью и фанатичной страстью. Мы ведем беспощадную борьбу с большевизмом и международным еврейством, разрушительную деятельность которого мы хорошо почувствовали на собственном опыте». Адмирал Дёниц задает риторический вопрос: что сталось бы с Германией без Гитлера? И сам же на него отвечает: ее пропитал бы смертоносный яд еврейства. Фельдмаршал Рейхенау говорил своим солдатам, что в войне с Россией они являются «носителями суровой расовой идеи и мстителями за все преступления, совершенные против немцев и родственных им народов. Поэтому солдаты должны полностью осознавать необходимость жестокого, но справедливого возмездия, заслуженного евреями». Фельдмаршал Манштейн говорил то же самое в приказе от 20 ноября 1941 года: «Евреи являются связующим звеном между врагами в тылу Германии и до сих пор сопротивляющимися русскими. Евреи занимают ключевые позиции в торговле и промышленности и являются средоточием всех беспорядков и бунтов. Их следует раз и навсегда изгнать из Европы. Немецкие солдаты представляют расовую идею и должны отомстить за все преступления, совершенные против немцев. Российское продовольствие следует использовать для нужд германской армии, а то, что останется, вывозить в Германию. Русским придется голодать, но было бы ненужной гуманностью отдавать это продовольствие русскому населению или русским военнопленным». Когда судьи в Нюрнберге показали Манштейну этот приказ, фельдмаршал
Один достойный немец сказал после войны, что германская армия с фатализмом смотрела на это варварство, которое не украшало офицеров, много говоривших о солдатской чести. Карьера этих офицеров зависела от благодушной пассивности, с которой они прятали головы в песок. Те, кто молчал, тоже виновны. Честный австрийский офицер Ганс Х. Пильц, ученик профессора Ф.В. Фёрстера, ставший свидетелем одного массового убийства, писал после войны: «Мы ни минуты не сомневались в том, что видели самую страшную вещь в своей жизни, и той же ночью сожгли все бывшие с нами книги, включая сочинения Гете, а также всю макулатуру с трепом о культуре, казавшимся нам теперь бесстыдной ложью». Немецкая еврейка, которая успела вовремя уехать из Германии, рассказывает, как она в последний раз навестила двух подруг, живших в берлинском доме для престарелых евреев: «Они сидели на солнышке во дворе и читали Гете. На следующий день соотечественники Гете забили их до смерти». Профессор Альфред Маркионини сказал о тех евреях, которые успели вовремя уехать: «Не слова Лессинга из «Натана» и не строки из «Ифигении» Гете увозили немецкие евреи в своей памяти, прощаясь с отечеством, а приказы и проклятия бесчеловечных эсэсовцев». Крупнейший еврейский философ немецкого происхождения Герман Коэн сказал во время Первой мировой войны: «Немецкий дух – это дух классического гуманизма и истинного гражданского мира. Какая еще нация в мире обладает духовной цельностью таких героических поэтов, как Лессинг, Гердер, Шиллер и Гете, сделавших нашу духовную историю живой реальностью! Какая еще нация обладает таким единством классической литературы и философии?» Он умер вскоре после Первой мировой войны. Доживи он до 1933 года, он понял бы, что великим немецким писателям так и не удалось цивилизовать свой народ. Многие немецкие генералы отдавали чудовищные приказы, приведшие их в тюрьму и на виселицу. Рейнеке, один из этих генералов, сказал, что все нации объединились против «расовой идеи национал-социализма. Наши враги сражаются против нас с дьявольской ненавистью, подогреваемой еврейскими наветами и большевистским инстинктом разрушения». Даже в октябре 1944 года все фельдмаршалы писали в своих приказах, что видят свой долг в том, чтобы каждый солдат стал еще более фанатичным борцом за национал-социалистическое будущее Германии.
Многие уцелевшие генералы после войны писали мемуары, чтобы доказать, что были невинными овечками, обвиняя своего фюрера во всем, что случилось с Германией. Доктор Йозеф Шольмер, которого русские в 1945 году отправили в Воркуту, встретился там с тридцатью пленными немецкими генералами, чье поведение в плену дало ответ на старый вопрос: «Как могла армия терпеть истерического психопата и подчиняться ему, как главнокомандующему? Война Гитлера стала шансом всей их жизни. Без него они никогда не смогли бы разыграть в реальности его военное безумие. Даже теперь, спустя пять лет после самого страшного краха, какой когда-либо переживала армия, мораль поражения полностью ускользнула от них. Они ничему не научились и никогда не научатся». Фельдмаршал Рундштедт был взят в плен британской армией. Когда генерал сэр Брайан Горрокс спросил, нет ли у него жалоб, фельдмаршал ответил, что некоторые немецкие генералы в его лагере – не те люди, с которыми он привык водить компанию, и он был бы весьма признателен, если бы его перевели в другой лагерь. Кто же были эти нежелательные генералы? «Врачи и инженеры. Настоящим генералам очень неприятно, что их вынуждают жить бок о бок с людьми такого сорта».
Обратившись к немецким писателям, мы сможем понять, что имел в виду Карл фон Чуппик, когда говорил, что нация численностью шестьдесят пять миллионов человек не могла поддаться варварству помимо своей воли. Восемьдесят восемь писателей дали клятву верности Адольфу Гитлеру и заявили: «Наша глубокая убежденность и осознание нашего долга участвовать в возрождении рейха, и наша решимость не делать ничего, что не согласуется с нашей честью и честью отечества, подсказывает нам, господин рейхсканцлер, в этот тяжкий час испытаний поклясться вам в верности». Ряд видных, но нежелательных с расовой или идеологической точки зрения писателей были исключены из организованной Геббельсом Писательской палаты: Томас Манн, Генрих Манн и много других. Крупнейшая немецкая писательница Рикарда Хух покинула нацистскую палату и написала 3 апреля 1933 года: «То, что нынешнее правительство пропагандирует как национальное мнение, не является моим мнением о принадлежности к германской нации. Принуждение, жестокие методы, диффамация чужих мнений, хвастливое самовозвеличивание – все это я считаю не немецким, а фатальным духом. Ввиду всего сказанного я прекращаю свое членство в академии». Карл Краус сказал, что «от непристойного использования нашего языка у меня в жилах стынет кровь». Швейцарский профессор Вальтер Мушг говорит о Карле Краусе: «Истинный пророк познается тогда, когда сбываются его пророчества». Краус был представителем «классической традиции евреев». Когда он продолжал бороться, многочисленные противники называли его «безумцем», говорили о его «мании величия», а поскольку он был еврей, то обвиняли его в «нигилизме». Его «Последние дни человечества», опубликованные после Первой мировой войны, – это «не только величайшая антивоенная поэма, но и религиозный театр мира, обвинение эпохи, разрушившей все человеческие ценности. Еще более страшная катастрофа Второй мировой войны, до которой он не дожил и всех последствий которой никто не мог предвидеть, стала возмездием, предсказанным Краусом».
Президентом нацистской Писательской палаты стал Ганс Йост, один из оставшихся в нацистской Германии писателей, верой и правдой служивших Гитлеру. В 1928 году Йост опубликовал «Я верую» – восторженную декларацию верности национал-социализму. В «Голосе рейха» (1943), где Йост описал свою поездку с Гиммлером в оккупированную Польшу, он написал: «Для победы фюреру нужны солдаты и рабочие. Наша плоть и наши сердца принадлежат тебе, мое отечество».
Следующим президентом Писательской палаты был Х.Ф. Блунк. В 1921 году он пророчествовал, что однажды Германия проснется и другие нации «вострепещут от одного нашего имени». После того как его пророчество сбылось, Блунк молил Бога благословить фюрера, чтобы он смог «поднять рейх из праха». Он очень радовался, что «в нас снова ожила немецкая кровь. Мы, немцы, показываем миру новый образ жизни и новую веру». Он с гневом оглядывается на время либерального разложения с его асоциальными идеями свободы. «Теперь мы живем среди чуда, доброго чуда. Пусть Великобритания и Франция защищают загнивающий мир – мы все начинаем заново». После того как его мир разлетелся вдребезги, Блунк возымел наглость заявить, что Генрих Манн стал «могильщиком Германской республики».