Третья истина
Шрифт:
– Я не заметила ошибки, вероятно! А почему вы подали чужую работу, где же ваша?
– А здесь… Дай! – Лулу протянула руку к Тате и та, неизвестно почему, после минутного колебания, отдала свою работу. – Тоже не заметили ошибки? И не заметили, что работы одинаковые?
– Как? Что?– в растерянности пробормотала учительница и, покраснев, вылетела из класса.
Поднялся шум, многие захотели высказаться по такому поводу.
Лулу сразу оказалась в кругу единомышленников: Таня, Гинзбурги, хмурая Женя Мордасова, другие девочки кричали
– К-а-а-к ты сумела!
– Конечно, надо было сказать, раз несправедливо…
– Все было так просто – все сдают одинаковые работы, а Тамендра гениально решает: ты толстая – тебе два, а у тебя кудряшки – тебе четыре! Ну как же ты, Шуренький, ей все так испортить могла?
– Правильно, правильно сделала, только ругаться начнут…
– Подумаешь, какая красавица, все ей можно… эта Лаврова… А Шура ее в тысячу раз и красивее, и умнее…
Вернувшаяся из-за двери, Аля тоже пробурчала что-то одобрительное.
– При чем здесь «красавица»? – кинула Тата. Несмотря на ренегатство некоторых подруг, она великолепно держала себя в руках. – Еще бы она, эта швабра, три мне, МНЕ, поставила! Мой папа ее плешивого жениха в конторе своей из милости держит кредитным инспектором. Так что все верно… Три балла Гусовой, плюс два – папе за лысого дурачка. Итого – мне пять!
Несколько девочек с готовностью подхватили ее высокомерный смех. К «театру военных действий» подошла Юдина. Она в классе с неделю, и Лулу неплохо к ней отнеслась, памятуя, как подло встречать насмешками новенькую. Она – приятная внешне, темненькая, с тонкими косичками, уложенными на ушах в баранки, круглыми глазками, тоненькими ручками и ножками. Лулу уже много раз ловила на себе ее внимательно-кокетливый взгляд.
– Если тебе отличная оценка, то и ей, хотя бы четыре надо, вот что Курнакова хотела сказать, – чуть шепелявя, заметила она.
Опять поднялся невообразимый шум. И вдруг разом стих.
В дверях, вытянувшись, стояла классная дама. Очевидно, она уже не первую минуту слушала, о чем говорят в классе.
– Это верно, Курнакова, что вы нагрубили учительнице? Позволили себе возмутительную выходку…
– Я не грубила, я просто сказала, что это нечестно ставить разные отметки за…
– Судить учителей – не ваше дело, Курнакова. Учительница была права.
– Нет! Вы не знаете, я объясню сейчас, только не перебивайте меня!
– Курнакова, вы, кажется, и мне пытаетесь грубить?
– Да нет!
– А еще хуже того, вы собрали вокруг себя других учениц и провоцировали настоящий бунт! Вы останетесь в гимназии до прихода вашей родственницы. За ней послано. Это же просто анархия! Ваши родители будут извещены! Можно простить все, но не смутьянство.
Таня давно уже каким-то сверхчутьем поняла, что у Лулу дома неладно, она с тревогой спросила:
– Шура, а эта тетя Софья твоя… она тебя очень накажет?
Лулу только отмахнулась. Ну, что сейчас объяснишь?
Зареванная Гусова, давно тихо пробравшаяся к своей
– Гусова, не умирай понапрасну, тут посильнее твоих трагедии есть!
Но Лулу жаждала и дальше утешать и защищать несчастную Аню.
– Ты не понимаешь, как это обидно, когда несправедливо! Лучше ничего не говори!
Соня обижено пробормотала:
– Мы, может быть, лучше нее понимаем, что же весь свет знать должен?
– Успокойся, Аня,– добрым голосом сказала взявшая страдалицу под опеку Лулу, – не думай о несправедливости. Дело сделано, уже всем ясно, что произошло.
– В трети… в трети… пятерки не будет! Ни за что… Она же не исправила…
– Эх, о чем думает! Хотя бы на минуту от отметок своих оторвалась! Как будто не замечает, что в классе творится! Человек из-за тебя, фактически, страдает, из-за воя твоего дурацкого! – накинулась на Аню Женя.
– Кто-то из-за вредности своей страдает! Аньке тройка, так кому-то нужно, чтобы и Таточке снизили. – Это уже, взяв за руку Агаджанову, расхрабрилась Лиза Нечаева. Сама Агаджанова тоже не заставила себя ждать:
– Мученица Курнакова страдает за неправедно оскорбленную… До чего красиво, насолить хотела Таточке, завидует…
– А ты вообще замолчи сейчас же! – оторвалась Лулу от уговоров не расстраиваться и не бояться сурового деда, адресованных Ане.
– А чего я буду молчать? Испугала тоже!– отступила Роза к своей парте. – Ябеда!
– Попробуй, скажи опять то же самое! – стремительно направилась к ней Лулу.
– Большое дело, и повторю. – Агаджанова зашла за Тату с Лизой.
– Ну! – сжала Лулу кулаки.
И тут между ними стала Таня, побледневшая, но решительная:
– Никакая она не вредина и тем более, не ябеда, она себя под удар поставила! А тебе Лаврова, я так скажу: ты давно не самая непобедимая в классе. Так и знай! На твоем месте мне было бы стыдно такую пятерку получать! – Танины слова были встречены взрывом восклицаний.
– Умрешь, на ее месте не будешь!
– А ты сама – просто зубрила, вот и молчи!
– Смотрите, кто заговорил,– валаамова ослица!
Лулу оглянулась. Соня и Маня незаметно отошли. Гусова сидит, зажав руками голову. Мордасова хмуро молчит. Ничего! Лулу сейчас ответит этой лавровской компании, так ответит, что им жарко станет! Но Таня взяла Лулу под ручку и настойчиво потянула:
– Пошли, Шура. Они сами прекрасно понимают, что неправы, но, ни за что не признаются.
У «Шуры» сделалось тоскливо на душе. Впереди – встреча с Софьей Осиповной, потом, наверное, полетит новое письмо той в Раздольное… и понятно, в чьи руки это письмо попадет. И ведь, как всегда, невозможно предсказать, какие мерзкие, лживые и позорные гадости придумает Софья Осиповна, для описания сегодняшнего события. А Лулу даже на этот раз не сможет оправдаться…