Третья концепция равновесия
Шрифт:
Дружбан на столике слегка опешил и даже протянул хваталку за кредитами, но его опередили. Цыц спокойно сгреб со стола пачку, неторопливо взвесил в передней и нарочито удивленно повернулся к южанину:
— Как? И это все? За лихой танец этого не достаточно.
— Сколко? — полез в нагрудный рет южанин.
— Ну, много.
— Столко? — и южанин вывалил еще пачку, на вид втрое тяжелее предыдущей, и протянул половину. Цыц сгреб деньги, немного подумал и, потянувшись, забрал остальное. Еще немного подумал и, глядя прямо в выпуклые роговые гляделки южанина, проникновенно
— По-моему, он нас не уважает.
— Мне тоже так кажется, — согласно покивал головой Лукреций.
Главного это озадачило.
— Зачем нэ уважает? — начал обижаться он. Остальные южане принялись озираться и совершать темпераментные движения. Зашикали, зацокали и загундосили, обильно смачивая пол вонючими всплювами.
— Видите ли, уважаемые, — якобы сбавил обороты Лукреций, — перед вами один из четырех лучших Танцоров Галактики. За один Протяг он зарабатывает втрое больше, чем вы можете заплатить. — Южные сочувственно закивали. — Но мы не жадные. А ну, Бац, покажи им первое коленце!
И самый бурый южанин принял на себя первый заряд. Траектория отнесла его к Цыцу. Тот через второго дружбана переслал его Лукрецию. Ну а тот уж рассеял его своим коронным «винтом».
К чести южан, они пришли в себя быстро, но не настолько, чтобы дать достойный отпор.
Троих Лукреций рассеял по касательной. Один застрял в стойке бара, другой беспомощно барахтался среди радужных пузырей коллектора, который с музыкальными охами выдувал его на периферию, еще один, застряв в проломе стены, обреченно созерцал вечерний восход Сверхновой. За любимым столиком Лукреция стало заметно просторнее…
Далее последовала третья фаза разворота. А там и триумфальный блюм, релаксация напряжений. И наконец — «Победная Песнь»…
Е-мое, я вроде даже пьяный. И кулаки приятно ноют. И движение в крови на уровне. Ух, оттянулся-то как! «Во Луц, вот это оно самое. Ради такого и трудимся. И оскорбления терпим. Ты ведь уже слыхал, что нас мыслюганами величают. Это нас-то — Рыцарей Чистого, заметь, Разума». «Ну хорош, Цыц, что ты занудил, в самом деле. Давай углубимся в воспоминания девяносто шестой мыслеформы, мы же как раз наметили на сейчас». «Ты как, Луц, с нами, решился?»
А чего там. Раз остается только мыслить и вспоминать, так будем это делать с размахом. Только очень уж непривычно. Да чего там. Поехали, мои мысли — мои скакуны.
Шел год 385-й Второй Фазы Великого Откровения. Малоизвестный учитель математики Зяма Жердочкин, преподававший среди негуманоидных формаций, подвернул себе ногу, причем на ровном месте и среди бела дня.
Вынужденная прикованность к постели не прошла даром для него и, как выяснилось позднее, для всего человечества.
Умученный бездельем, Зяма взял чистый
— О предки, предки, кто вы? — вырвалось из него сакраментальное.
И это вырывалось из него многажды, буквально весь день. Вот до какой хандры довел себя человек.
Вечером Зяма накатил сто пятьдесят коньячку, и ноющая боль в ноге временно отступила. Но это, честно сказать, уже мало волновало Зяму. Что-то болезненное было связано с предками.
А ночью Зяму посетили мысли. Первая посетившая мысль была такова:
«Является ли реальность нашего бытия единственной? Нельзя ли предположить субстанциональную вариантность мироздания?»
Поскольку Зяма был математиком, то в сонную голову полезли аналогии из мира чисел, в том числе, мнимых.
Вторая мысль сформулировалась следующим образом:
«Если есть реальность объективная — должна быть и мнимая. Любопытно».
Через лет, эдак, несколько Зяма исчез. Одни говорили — умер, другие — погиб. Но обнаружились и третьи. Эти таинственно помалкивали.
И вот еще через лет, эдак, несколько десятков, на никому не известной планетке был построен монастырь. Конфессионалы назвали это сооружение Отстоем. Потому что именно Отстоем оно и было.
Суть учения конфессионалов-зямаистов сводилась кратко к следующему:
1 — Человек по природе своей несовершенен.
2 — Несовершенен потому, что объективная реальность в которую он погружен с рождения не позволяет достичь совершенства.
3 — Но существует Мнимый Мир — Мир Чистой Мысли.
4 — Чистота Мнимого Мира заключается в том, что в нем нет Единого Довлеющего Разума, нет диктата.
5 — Мнимый Мир доступен всякому Жаждущему Приобщения.
6 — Но Приобщиться может только тот, кто отточит свой разум длительными мыслесозерцаниями и отрешением от привязанности к объективному, тот, кто осознает в себе неизбежность Перехода.
Вот так и возник Отстой. Правда, вскоре среди зямаистов возникли распри и брожения. Со временем Отстой стали покидать (тогда его можно было покинуть обычным способом) наиболее могучие в интеллектуальном отношении индивиды, сея этим сомнения среди неофитов. За могучими норовили потянуться и прочие. Можно, конечно, объяснить это неким вполне понятным страхом перед необратимостью Перехода, со страху, мол, могучие интеллекты и пустились сочинять нелепые сложноумные схемы, запугивающие даже их самих, не говоря о прочих, что послабже мыслью.
Естественно, появился некто, именовавший себя Пророком, хотя, по идее, пророчествовать было никак не возможно, ведь из Мнимой Реальности никто никогда не возвращался, и сигналов оттуда не поступало. Да и как бы они могли выглядеть, эти сигналы? Энергичный Пророк, обладавший немалым организаторским талантом вкупе с ощутимой туманностью мысли, смог таки организовать наиболее примитивных Приобщающихся на почве страха, в том смысле, что того нельзя, этого не смей, иначе, сам понимаешь, быть беде.