Третья концепция равновесия
Шрифт:
— Нарушаете?
— В Уставе о впускателях ни слова, — спокойно ответил Фомич.
Лукреций даже не повел ухом, лишь несколько резковато вывернул ковырялкой что-то в недрах панели. Панель на мгновение раздвоилась и возникла новая тень Основного.
— Нарушаете? — спросила она гораздо более уверенно.
— Нарушаете! — заверила собравшихся возникшая вслед за ней третья.
— Наруша-а-аете!! Нарушаете??! Нарушаете… — заголосили, зазвенели сталью, зашипели зловещностью, злорадно зачмокали вновь появляющиеся Тени Основных.
— Стойте! Всех в Распыл! Это я Основной! Я! — выделилась из общего хора одна из Теней.
Не тут-то было. Прочие Тени ничуть не отстали:
— Нет,
Вот когда стало по-настоящему весело. Отбыватели чисто интуитивно сообразили, что настал Миг Великого Правокачания и Повального Нарушения. Что началось! ТАКОЕ НАЧАЛОСЬ!.. Да только Техник Лукреций уже ничего этого не видел. Его смутные контуры оплывали, таяли, исчезали.
— Лукреций! — отчаянно закричал Фомич. — Лукреций, не уходи! Не оставляй меня одного, здесь! Фомич не замечал, что и он становится все прозрачнее. Мысль его становилась все тоньше, все хрустальнее, постепенно претворяясь в нечто нереальное, которое Ничто. «Похоже, я перестаю Быть и начинаю Казаться», — только и успел додумать он.
Глава 4
Похоже, я перестаю быть и начинаю казаться. Здесь ничего не бывает и все кажется. Неизбежность мнимого. Неочевидность очевидного. Помутнение привычного. Кто ты? Я? Я.
Что-то совершенно ясно, но что? Где-то это происходило, но нигде. Кто про все это думал, когда? «А вы читали Торо?» «Это который „Уолден или жизнь в лесу?“» «Да-да, он самый!» «Нет, не читал».
Что такое читать? Помню… Кто помнит? «Ах, какой вы, право, непросвещенный» «Да, совершенно непросвещенный. А вот вы читали Стругацких?» «Это которые „Жук в муравейнике“? Братья?..»
Братья галактяне! В этот знаменательный для меня момент, обращаюсь к вам со словами искреннего расположения. В трудные Времена принял я тяжкое бремя Верховного Спонсорства… помянем память безвременно и навсегда ушедших от нас Великих Героев, спасителей Глобального Равновесия и Галактики…
Галактика? «Нет, не читала» «Ну как же вы…» «Цыц, а ты не забыл фурху прихватить? Нет, от сивых оторвались. Да не ори, Цыц, говорю — оторвались, значит оторвались. Фурху, я тебя спрашиваю, не забыл?» «Как можно, Хуц, за кого держишь? Но ты уверен, — оторвались?» «Да не мандражируй, Цыц».
Что такое мандражируй? Откуда эти голоса? «Из прошлого, сынок. Только не из твоего. И не из моего. Ты не пугайся того, что сейчас услышишь».
Это точно не мои мысли. «Вот именно. Ты должен локализовать себя. Напрягись. Вспомни себя. Не дай чужим воспоминаниям наводнить тебя».
Кого меня? «Тебя, мыслеформу. Только поспеши, а то мыслюганы враз пронюхают, что ты свеженькая и наполнят своим. А тогда уж ты ни в жисть не самоотождествишься».
Это совершенно не похоже на меня. Кто я? И кто не-я, кто? «О! Ты делаешь успехи. Еще пару потягов и дело будет сделано. Дерзай, сынок, а я подумаю о ком-нибудь другом».
Нигде нет покоя. Там Консилиум, здесь мыслюганы какие-то. О чем это я? Кто я? Что такое там? Там — локализационный предикат Бытия. Ага. О! Я мыслю — следовательно существую! Но как-то не так, как надобно. Вроде и не существую. Виртуальная реальность, кибер-пространство, сон материальности, эпифония, астрал, сны, мнимая реальность. Стоп. Это уже не я. А ведь все равно мыслю. «Сопротивляется. Зеленый, а крепкий. Где это таких выращивают?» «За последние три наезда это первый, не вляпавшийся сходу». «А давай с другого боку зайдем?» «Давай». Слышь, мужик, ты смерти не боишься? Смерть — она страшна, холодна и в целом неприятна. Не боюсь. Вот умру и стану какой-нибудь галактикой. Или она мной.
И тени Основного в глазах… Странное какое ощущение. Растворяешься как будто. Словно уснуженный иней. Иней? К дождю? Блюм. Блюм-блюм. Что-то знакомое. И вкусное. Нет, не вкусное. Хмельное и приятное. «Успехи коллективизации! Империалистическое окружение. Если враг не сдается, его уничтожают». «Ах ты, коммуняка недобитая». «От дерьмократа и слышу. Ты же Маркса не читал». «Это который Вебер? Макс, смысле?» «Чего, издеваешься? Карл, говорю!» «Карл Пятый? Император Священной Римской Империи?» «Тьфу на тебя. Ты что, и Фридриха не читал, он же с Карлом был?» «Фридриха Второго Штауфена или Фридриха второго Гогенцоллера?»
Е-мое, откуда это? Я с такими не знаком. «Вот именно, батенька, не знаком. Потому что это не твои отождествления».
О, как Фомич заговорил… «Фомич? Нет, я об этом еще не думал. Послушай, я коротко. Ты должен уяснить, что ты — это ты. Понимаешь?»
Я и так я. Кто ж еще? «Тогда назовись, брат».
Пожалуйста. Э-э-э. Хм-м. Да пошел ты, в самом деле. «Как знаешь. Я-то пойду, то есть передумаю о другом. А вот ты… Ну да как знаешь. Гуд бай, стало быть. Берегись мыслюганов».
Братья галактяне! В этот знаменательный для меня момент, обращаюсь к вам со словами искреннего расположения. В трудные Времена принял я… помянем память безвременно и навсегда ушедших от нас Великих Героев, спасителей Глобального Равновесия и Галактики…
К чему бы это? Консилиум… Странное слово. Правильно, странное. Нет никаких консилиумов, а есть великие походы, большие авантюры, подвиги, приключения, романтика, великие протяги… О! Помню:
Семеро Смелых и Сильных, Мудрых и скорых на руку. Главным был Цыц-победитель, Воин отважный и грозный И был ему в доблести равный Луц ясноокий изгнанник, Непревзойденный Умелец. Дивных вещей повелитель.«Ого! Кто это меня помянул?»
«Не знаю».
«Во дает! Кто этот парень, кого мы романтикой замысливаем?»
«А он не знает, не самоотождествился еще».
«Мужики, это Луц! Печенкой чую и селезенкой тоже чую. Луц, ты? Да очнись ты, кретин! Это я, Цыи, в тебе мыслю. Ну давай, я тебе вспомню одно общее дельце».
Жми, жми на эту заклюпоновую железку! Да ее и жму я, а все равно в сторону ведет! Может еще газку поддать, поддай, а? Так ведь и так на полную! Лучше перевали-ка направо! Угу, и так направо, только, кажись, дыра к себе тянет! Какая дыра? На картограмме нет тут никакой дыры! Да я эту картограмму у блая одного выменял! Она, кажись, старее, чем сама галактика! Вот ведь ить твою мухрынь, а я ей как себе верил…