Третья планета от солнца
Шрифт:
– Плыву-у-уть! Лодьи плыву-у-ть! – забежав во двор княжеского терема, истошно завопил мальчишка-поварёнок, успевший шустро сгонять к днепровской пристани и прибежать обратно.
Но рассказать челяди ничего не сумел, ибо был схвачен за ухо толстыми пальцами повара и под смех отроков уведён в поварню.
– Братцы, дружнее гребите, на нас весь Киев смотрит, – подбадривал горбатившихся за вёслами дружинников воевода Свенельд – бывшие славянские рабы отдыхали на палубе, с волнением глядя на плывущий навстречу бревенчатый
Святослав стоял на носу лодии, поставив ногу в красном сапоге на голову замысловатой сказочной зверюге, соединившей в себе одновременно черты волка, медведя и коршуна.
Чиж ещё говорил, что и бобра.
Собравшиеся у бревенчатого настила пристани, с которой их гнала киевская стража, смолокуры, кожемяки, кузнецы, селяне, гончары, их жёны и дети, приветственно заорали, узнав в стоявшем человеке Святослава.
Тот дружески помахал им рукой и коротко поклонился.
Толпа восторженно заревела и, поднапрягшись, опрокинула стражу в воду, заняв бревенчатый настил пристани. Правда, сжалившись, вытащили за шкирки тонущих стражей и вовремя, ибо первые лодьи, с поднятыми вверх вёслами, подходили к кромке пристани, легко ударяясь о дерево и тут же на их борта собравшийся народ стал подавать дощатые сходни.
Святослав в красном корзно, первым легко сбежал по сходням на пристань и под восторженный рёв толпы был подхвачен на руки и понесён по широкой, хорошо утоптанной дороге к киевским воротам, по пути с удовольствием вдыхая знакомые с детства запахи древесной стружки, берёзового дёгтя, сырых кож в дубильных чанах, жареного мяса и рыбы.
Перед воротами догнавшие его гриди с трудом вырвали князя из сильных лап кузнецов, гончаров, кожемяк и прочего работного люда, добродушно при этом поматерившись с ними, и с трудом протолкнулись сквозь телеги и встречающую воев толпу, в город.
Большинство лодей причаливали к берегу – на пристани места не хватало, и тут же разгружались
Неожиданно народ ахнул и вновь ринулся к Днепру.
– Верблюдов, дурни, увидали, – ржанул подъехавший верхом на сером в яблоках, жеребце Свенельд.
– Чудной народ эти киевляне, – усмехнулся Святослав, потерев серьгу со свастикой. – Верблюд им дороже князя.
Но не весь народ разбежался, а только те, кто ближе к пристани. Улицы были забиты гомонящей, грызущей калёные орешки толпой, выглядывающей в непохожей на строй толчее медленно бредущих гридей с красными щитами в руках, родных и знакомых.
– Гуди-и-м, Гудимка-а, – радостно заверещал молодой мужичок с жиденькой бородёнкой. – Братка-а, – подпрыгивал он, размахивая над головой рукой. – Как отпустят, враз домой. Вся родня с утра собралась тебя ожидаючи.
– Вот уж погудите, – гыгыкнул идущий рядом с Гудимом усатый ратник.
– Богачества, богачества-а-а много поимел? – прыгая, не унимался жидкобородый.
– Баб он много поимел, им всё богачество и раздарил, – получил локтем по рёбрам весёлый ратник, что шёл рядом с Гудимом.
– Тебе сапоги справные везу, а маменьке с папенькой гостинцы
«Куяба, – отчего-то вздохнул Святослав. – Как не было порядка, так и нет».
В теремном дворе князя с воеводами, старшими гридями и частью дружины – вся не поместилась, встречали мать, жена Предслава с детьми и Малуша с сыном Владимиром.
Перецеловавшись с ними и подняв над головой младшего сына, Святослав молвил:
– На днях на конь тебя, согласно традиции, сажать буду, – поставил на землю довольного княжича. – Чувствую, ждали меня, – сглотнул слюну, обозрев готовых к употреблению, источающих аппетитный аромат, кабанчиков. – Сейчас в баньке попаримся, и за стопочку медовухи, – под крики «ура», – сообщил дружинникам дальнейшее времяпрепровождение.
Его мать обходила их ряды, поднося христианам просфоры, и чуть не плевалась на язычников с оселедцами на лысых головах.
Бывший холоп Тишка, погладив ластящегося к нему пса Тихона, хмуря лоб, подошёл к жующему пирожок дворовому холопу с метлой в руке.
– Совсем мышей не ловишь, лентяй, – смачно обругал уборщика теремного двора. – Твоя судьба – всю жизнь мести двор перед отхожим местом, коли пропущенный через лошадь овёс убирать не могёшь.
– Ну, хоть не само отхожее место прибирать, как ты когда-то, – нахамил славному вою наглый холоп, и сплюнул остатки пирожка под ноги Тишке – человеку, не псу. – Отрок тридцатилетний, – добавил словесной гадости в душевную бочку с мёдом.
– Ах ты хрен с бугра, – взъярился Тишка, но его окликнул сотник Возгарь, под смех холопа, послав прислуживать князю в бане.
– Домой после пира пойдём, друже Ведмедь, – хлопнул по плечу приятеля Богучар. – А сейчас айда мёд пить и кабанчика кушать. Отроки, чего загрустили? В гридницу ступайте.
– Мы, дядечка, уже не отроки, а самые, что ни на есть, гриди. Я, пока сюда добирались, отца своего с толстяком-брательником Жданом на улице узрел. Орали чего-то о злате-серебре и руками вельми над головами махали.
– Ну, так, ясен навар, первыми разнюхали, что войско возвращается. Умываться пойдём, да за стол, – рассмеялись, увидев, как девки княгини Ольги, что вышли на крыльцо поглазеть на гридей, с воплями кинулись в терем, когда во двор степенно и важно прошествовали верблюды с поклажей на горбах. – Весь день ноне трофеи с лодей возить будут в кладовые и амбары, – проследили за вереницей следующих за верблюдами телег с опечатанными княжеской печатью сундуками, вьюками с дорогой одёжей, мешками с тончайшей шерстью и поволоками, скатками восточных тканей, с блюдами, чашами, кубками и другой серебряной и золотой утварью.