Третья планета от солнца
Шрифт:
– Княже, – задержал дыхание, подбирая нужные слова, – жизни за тебя не пожалею, – склонил голову перед Святославом.
Следом получил серебряный кубок с рубинами гридень Молчун.
Его приятель и побратим Горан удостоился золотой чары.
Богучар принял от князя саблю, с выгравированной на лезвии какой тарабарщиной на арабском языке, но зато в богато украшенных ножнах.
Бова, Бобёр и Чиж получили по золотой ромейской монете, которую боярин Добровит назвал «солидом».
«Хорошая соль», – попробовал на зуб отчеканенную в Царьграде деньгу Бобёр.
Вятич Медведь
Другие воины получили в награду серебряные арабские монеты, которые знаток денег Добровит назвал какими-то «дирхемами».
Сами воеводы приняли из рук князя драгоценные перстни.
Последними, не получив ничего ценного, встали перед князем на одно колено отроки: Клён, Бажен и Доброслав.
Вонзив мечи в землю и положив руки на перекрестие, глядя в глаза князю, по очереди произнесли «роту верности».
Первым клялся Доброслав:
– Княже Святослав, прими роту на верность тебе и Руси, – поднял глаза на князя, тот в ответ коротко кивнул.
– Клянусь мечом своим, – волнуясь, продолжил Доброслав, – Богом и Перуном, что буду служить верно, ни за страх, а за совесть. А если нарушу свою роту, буду клят от Бога и Перуна, и приму смерть от меча своего, – поднявшись, извлёк меч из земли, поцеловал лезвие, приложив затем ко лбу.
То же самое повторили за ним Клён и Бажен.
– Я принял вашу клятву, – встал Святослав. – И отныне вы не отроки, а гриди мои, – подошёл и обнял каждого из них.
Через седмицу Святослав устроил во дворце кагана «почестен пир».
Как водится, мёды рекой текли, и уже не Итилем, а Волгой, как подметил присутствующий на пиру Богомил, и вина заморские, но ни столько заморские, сколько с предгорий Кавказа, свои, почитай…
– Самое быстрое на свете, князюшка, – ласково повеличал Святослава волхв, – не стрела или молния, а жизнь. Пролетает быстрее молнии. У некоторых проходит с громом, как у тебя, а у некоторых тихонько коптит, чуть светясь. И, главное, в конце жизни достойно встретить смертный миг. У тебя, думаю, это получится… И потомки долго станут помнить пресветлого князя Святослава и его деяния в этом мире.
– Рано хоронишь меня, волхв, – отпил из чаши Святослав, вспомнив последние события и пытаясь вникнуть в замысел вышних Сил, потому, что в мире Яви ничего не делается без воли Богов. – Нельзя доверять хазарам и ромеям. Не устаю повторять: Русь – гигантский деревянный дом, и пожар может возникнуть в любом углу, и даже на крыше. Потому, разбив хазар, займёмся ромеями.
– Чернобог их побери! – вставил Валдай, волхв Семаргла.
– Потому догонять кагана или царя не станем в лабиринте волжских протоков, а пойдём по берегу Хвалынского моря, которое ромеи зовут Гирканским, и будем штурмовать древнюю столицу каганата Семендер. Туда побежали брошенные на произвол судьбы арсии, где их окончательно и разобьём, – чуть расслабился, глянув на развлекающих дружинников у входа в тронный зал, скоморохов, затеявших под громкие трели музыкальных инструментов задорную пляску, приправляя топот ног такими скабрезными куплетами,
Многие дружинники, под свист и хлопки приятелей, тоже кинулись в пляс, попутно во всю глотку подпевая скоморохам.
« Похоже, тронный зал многое видел на своём веку, – подумал Святослав, – но такого буйства, как пляска скоморохов и гридей, не переживал».
Бова, прослезившись от тёплых чувств к косолапому, пытался обнять его, но медведь был не дурак, и помня прошлые поползновения и тычки под рёбра, ловко уворачивался от объятий.
Всё приятное когда-нибудь имеет свойство заканчиваться.
Отдохнув – то есть, пограбив, попив зелена вина, и вволюшку поудив хазарок, воинство, сыто икая, двинулось воевать.
Настроение после взятия Итиля и пира было совершенно не боевое.
У кого-то в обозе заманчиво булькало в бурдюках недопитое вино, а у Горана, на двухколёсной арбе, во всю лужёную глотку, то есть на три поприща, ругалась с тощей хазаркой, что тряслась следом на такой же арбе, толстая, с лошадином крупом, булгарка.
Пылила на телеге ещё и буртаска, но сумела сбежать: «бабы, как известно – дуры, – подумал Горан. – Потом ещё плакать и искать меня будет».
Святослав на этот раз гарцевал не на белом жеребце, а вороном, из конюшни царя Иосифа, коего, с трудом удерживая под уздцы, привели в сад кагана служители.
Похмельная рать медленно катилась вдоль побережья Хвалынского моря и дружинники, дабы сбить похмелье, беспрестанно окунались в тёплые солёные воды, бесконечно удивляясь, где же хазары столько соли взяли, чтоб целое море засолить.
– Эх, молодь бестолковая, – подтрунивали над молодыми гридями опытные воины, – это Сварог так задумал и сварганил.
– Видать, соль ему девать некуда было, – удивлялись безусые и безбородые, что означало – зелёные, перешедшие из отроков в гриди: Клён, Бажен и Доброслав.
– Айда искупнёмся, робяты, а то зной стоит, как у бабушки в печи, – звал друзей окунуться в море, Доброслав.
– Тихон, гони желторотых из воды, – велел бывшему холопу, а ныне ловкому славному вою, подъехавший Святослав. – Да чтоб вас медведь утопил, – пожелал суровую кару визжащим от восторга скоморохам, купающим довольного на этот раз жизнью косолапого. – Свенельд, прикажи сотникам за несколько стрелищ от моря ратникам следовать. Никакого порядка в строю, – плюнул он и тоже полез купаться.
Поход, ни шатко, ни валко, но продолжался, и войско, выпив припасённое вино, где добром – за серебро, где силой, грозя мечами – у кого какой нрав и характер, забирали бурдюки и амфоры с вином у местных жителей.
В предгорьях Кавказа, на радость русичам, народ разводил прекрасный виноград.
Разбив стан под стенами Семендера, русские ратники продолжили отмечать взятие Итиля.
Местный царёк, коему на помощь прибыли три тысячи арсиев и степные беки со своей конницей, не поленился ночью забраться на стену и оглядеть многочисленные, мерцающие в ночи костры и послушать русские песни.