Тревожная весна 1918
Шрифт:
С военной точки зрения эта позиция была совершенно ненужной, но Кривянцы, настроенные весьма воинственно и составлявшие отличный полк под командой полковника И. Зубова, настойчиво просили не оставлять их родную станицу на разорение большевикам и держать около нее наши части. Пришлось, в ущерб общему делу, согласиться с этим, причем только одни лишь Кривянцы и несли там службу, не пропуская в то же время свою очередь и на главной позиции.
Большевики допустили огромную тактическую ошибку, что 4 апреля они нас не преследовали, увлекшись грабежом захваченного Новочеркасска. Да и никто просто не хотел шевелить наше осиное гнездо. "Товарищи" упустили наиболее благоприятный момент разогнать "казачью армию", бывшую тогда в образе полувооруженной и панически
С нами в Заплавы несомненно проникли и большевистские агенты, что постоянно вились вокруг нас, словно мухи вокруг компота. Когда они поспешили донести в Ростов, что здесь закладывается прочный фундамент будущей Донской армии и что вскоре может создаться серьезная угроза существованию Советской власти не только в Новочеркасске, но и в целой области, то большевики крайне обеспокоились и решили под корень уничтожить эту опасность. Потому что теперь восставшие находились в явном меньшинстве, были отрезаны со всех сторон и, как наверняка полагали красные, обречены.
С 6-го апреля они начали активные боевые действия против Заплав. Главный удар большевики опять направляли на станицу Кривянскую, предварительно обстреляв ее сильным артиллерийским огнем. Наши части это наступление успешно отбили. Столь же были неудачны атаки красных и 8-го апреля. Ворвавшись в наше расположение, элитный красногвардейский Титовский полк потерпел разгромное поражение, потеряв при этом деле около сотни человек убитыми и ранеными, и в том числе своего влиятельного красного командира. Последнего с огромной помпой хоронили в Новочеркасске, да разроют его могилу дикие кабаны. Церемония торжественных похорон под духовой оркестр (вместе с дежурной пьянкой) заняла у деградирующих большевиков целых два дня. В течение этих дней они нас не беспокоили, а мы, пользуясь этой временной передышкой, лихорадочно налаживали дело организации и сколачивания боевых частей.
Первые наши успехи сильно ободрили казаков. Большевики же, ввиду неудачной борьбы с казаками силой оружия, решили испробовать на них свой излюбленный прием, то есть лживую агитацию. И вот, как-то перед нашей позицией показались автомобили противника с белыми флагами. Их появление вызвало в окопах разные комментарии и горячие споры по вопросу — стрелять или нет. На другой день, такие автомобили приблизившись к нашим окопам, бросили несколько пачек прокламаций и затем удалились.
В оставленных прокламациях большевики предлагали казакам "мир" на условиях выдачи ими своего командного состава. Так и мы на таких условиях готовы мирится — везите к нам на суд в кандалах из Москвы Ленина и Троцкого, вместе с остальными ублюдками. В агитках красные поясняли казакам, что им нет никакого смысла воевать против таких же трудовых казаков и крестьян и что их в междоусобную борьбу обманным путем втянули офицеры и помещики. Идиоты! Кто тут из нас помещики? Земля — станичное достояние. Но, такая пропаганда была тогда крайне опасна и могла иметь для нас весьма тяжелые последствия. Это зло было самое опасное и с ним приходилось бороться весьма осмотрительно. Я опирался на ветеранов. Они слишком хорошо знали, что следующая битва принесет вопли и кровь, ранения, боль и жажду, но, скорее всего и добычу в виде награбленного золота большевиков или мешочка настоящего чая, снятого с разлагающегося, усеянного червями трупа очередного "товарища".
На мое категорическое приказание начальнику боевой линии открыть по большевистским автомобилям огонь и не допустить их к окопам, он мне легкомысленно ответил, что казаки отказываются стрелять в противника, едущего к ним с белыми флагами. Только на одном участке и то хитростью, при помощи коварного Шэн Сю-Чена и его китайцев, нам удалось захватить и спеленать одного матерого главаря делегации красных. Он был доставлен в штаб и оказался казаком Лагутиным, тупоумным алкоголиком с лицом обезьяны. Плод греховной любви бульдога с кашалотом.
— Слушай ты, недомерок сифилитичной потаскушки, я вспорю тебе живот и продам твои потроха китайцам на жаркое, если захочу, и не потому что я полковник, а ты — обычный рядовой, а потому что я злобный сукин сын, а ты тупая трусливая гнида, — взорвался гневом я при виде подобного мерзкого коллаборациониста.
После короткого опроса, предатель был предан "Суду защиты Дона". Его судили и приговорили к смертной казни. В тот же день он был повешен на самом видном месте в станице.
— На изменника казачеству и служителя сатаны, — говорил один казак, комментируя происходящее — жаль тратить патрон.
— Вы только посмотрите, — размышлял в слух другой — какая это мерзкая тварь! Жирный ублюдок!
Теперь уже казаков, продавшихся большевикам, ненавидели и презирали все поголовно.
Столь строгая и быстрая кара сразу отрезвила казаков, а вместе с тем у них сильно возросла ненависть к большевикам. Красные сами увеличивали ее тем, что делая постоянные налеты на станицу Кривянскую, они грабили казачье имущество и многое увозили с собой в город. Больше всех были озлоблены на большевиков, конечно, Кривянцы. Они негодовали на красных и своей кипучей злобой заражали и остальных казаков. Особенно беспощадно и жестоко расправлялись Кривянцы с красными мародерами. Их обычно приводили в Заплавы, где на центральной площади- Майдане — всенародно судили. Суд и расправа были коротки. Нередко в них принимали участие и женщины-казачки. Были случаи, что мародеров засекали на смерть. Остановить и запретить подобные народные расправы было тогда совершенно невозможно.
Да к тому же и большевики сами служили нам отличным примером в этом отношении, они не щадили наших пленных, особенно офицеров. Последних они часто немилосердно мучили. Выкалывали им глаза, как в боях под Александровск-Грушевском или вырезывали на теле лампасы и погоны, то есть с живого сдирали с ног и плеч полосу кожи, шириной примерно в 7 сантиметров.
Кроме этого, к моей огромной радости опять отличилась моя самодельная зенитка. Большевики повадились использовать аэроплан для воздушной разведки, и заодно разбрасывая над нашими позициями свои лживые прокламации. На третий день удалым казакам-зенитчикам удалось удачно подловить "красного сокола" и жестко приземлить его носом в землю. Только долго еще над степью чадил дымок от обломков самолета и горящего топлива. Больше красные к нам долго еще аэропланы не посылали. Или самолеты пока у них закончились или дурни пилоты. Да и моторы для самолетов сейчас все импортные, так что эти штуки даже у богатых большевиков ныне в большом дефиците.
Борьба становилась ожесточенной и беспощадной. Однако, настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, чтобы было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления, такая решимость резко сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых им все равно не победить, так как за ними стоит вся Россия. В общем, мне трудно их винить, так как потенциальное соотношение сил составляло 100 к 1 не в нашу пользу.
Случались и худшие моменты, когда казаки не прочь были "замириться" с красными и выдать им своих старших начальников. То есть нас и нашими жизнями купить себе прощение от красных властей. Вся бравада, быстро слетела с нашей стихийной армии, расположенной преимущественно в чистом поле, смытая весенними дождями и вымороженная ночными холодами.
Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых операций, но и зорко следить за настроением наших дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно. А иначе рано или поздно проснешься поутру с перерезанной глоткой да с хатой в огне.