Тревожные галсы
Шрифт:
Леденев остался на своем месте.
— Меня вызывает начальник политотдела. Если хочешь, пойдем к Серебрякову позже.
— Добро, — нехотя молвил Скляров.
Но случилось так, что Леденев один попал к комбригу. Когда он возвращался из политотдела, капитан 1 ранга Серебряков стоял на причале, он курил и смотрел в сторону острова, где в это время проходил ракетный крейсер.
— Красиво идет, не так ли? — спросил комбриг.
Леденев остановился, поддакнул:
— Там лихой командир. Я его еще по Балтике
— Не лихой, а мужественный, — возразил Серебряков. — А мужество человека — это талант. Как это у Гете — добро потеряешь — немного потеряешь, честь потеряешь — много потеряешь, мужество потеряешь — все потеряешь, лучше бы тогда совсем не родиться. Вам смешно, да, мол, комбриг перешел на чтение стихов?
Леденев смутился. Серебрякова он уважал, как прекрасного морехода, знал о его боевых делах в годы войны и к его советам всегда прислушивался.
— Кстати, у меня к вам есть разговор, — сказал Серебряков. — Вы не торопитесь? Тогда пойдемте ко мне в каюту на «Беспощадный».
Корабль стоял на соседнем причале, и уже через несколько минут они были в каюте.
«Наверное, Кесарев у него был», — подумал Леденев, ожидая, что скажет ему комбриг.
Но капитан 1 ранга спросил о матросе Гончаре. Хмуро выслушав Леденева, он сказал:
— Признаться, я не сторонник скороспелых решений, но этот случай на вашей совести, Федор Васильевич. Как это вы проглядели?
— С себя вины не снимаю. Но узнал обо всем позже, когда Скляров уже объявил матросу арест.
— Надо было убедить его отменить свое решение. От исправления ошибки чести не теряют.
— А по-моему, плохо, когда командир отменяет свое решение, — неожиданно возразил Леденев. — Тут, если хотите, дело не принципа, а воли.
— Вы что же, побоялись испортить с командиром отношения?
— А зачем мне кидаться на него в атаку? Разве в десяти сутках ареста вся жизнь матроса заключена?
— Так, так, — многозначительно сказал Серебряков. — Скажите, а Кесарев уладил семейные дела?
— Никак нет, — вздохнул Леденев. — Но он многое понял.
— Вы уверены?
— Да. Я был у капитана Серова, просил, чтобы он серьезно поговорил со своей дочерью. Ведь это к ней Кесарев ходил... Серов, оказывается, ничего об этом не знал.
— А вы? — Серебряков холодно смотрел ему в лицо.
Леденева смутил его откровенно-насмешливый взгляд, и он отвел глаза в сторону.
— Я мог бы узнать раньше, но... — он развел руками и, слегка улыбаясь, добавил: — Чужая душа — потемки. Кесарев с виду тихоня, а в тихом болоте, как говорят, черти водятся...
— Вот, вот, черти, — усмехнулся Серебряков. — Я вот о чем подумал, вам, как мне кажется, не хватает весьма важного качества политработника.
— Какого? — насторожился Леденев.
— Видеть все в совокупности, во взаимозависимости.
Леденев усмехнулся:
— Значит, не хватает
— Да, да, именно этого не хватает, — продолжал Серебряков. — Очень важно чувствовать тенденции как в поведении отдельного человека, так и целого коллектива. Вот скажите, почему Кесарев не пришел к вам за советом, а сразу сел писать рапорт?
— Распек его Скляров, вот он и стал писать, — Леденев взглянул на комбрига. — Командира тоже можно понять...
— Вы о чем?
— О том, товарищ комбриг, что иные начальники действуют через голову командира. Котапова, начальника радиотехнической службы «Бодрого», хотят перевести к Ромашову.
Серебряков пальцем ущипнул правую бровь, сердито сказал:
— Скляров уже паникует. Да, Котапов был у меня, просился на «Гордый», но я ему ответил: переведу лишь в том случае, если Скляров даст свое согласие. А если командир против, то и я против. Что, разве неясно?
— Понял вас, товарищ комбриг. Спасибо...
— Пусть после ужина Скляров зайдет ко мне, — Серебряков встал, давая понять, что разговор закончен. — Надо мне с ним поговорить. А вас вот о чем прошу. Сдерживайте вы Павла Сергеевича. Не в меру горяч он, порой на людей покрикивает, вот как был случай с Котаповым. Мыслящий, толковый командир, хороший тактик, умен — этого у него не отнимешь. Но многое в его характере вредит ему.
Когда Леденев уже прощался, комбриг увидел у него в руках толстую тетрадь.
— Что это?
Леденев пояснил, что года три назад комсомольские активисты завели на корабле журнал «Думы о Родине». В далеком океане особенно ощущаешь свою оторванность от родных берегов, и людям тогда хочется о многом поговорить.
— Был у начальника политотдела. Книга ему понравилась...
— А можно взглянуть?..
Серебряков читал не торопясь.
«Корабль — это частица Родины, нашей, Советской, и потому я чувствую себя здесь, как дома. И когда я прослушиваю океанские глубины, мне чудится в них голос моих кубанских степей: тихий шелест трав, испуганный лай собак, далекое тарахтение трактора. Родной дом!..
«Моря занимают семь десятых нашей планеты, земля только три десятых. Я ношу в себе частицу океана. Все мы носим ее в себе; и мыс Доброй Надежды для нас пароль на мужество.
«У нашего дома на Херсонщиие стоит березка, и когда ранней весной течет из нее сок, то мне кажется, что это слезы матери. В сорок третьем она проводила отсюда на фронт отца. И все еще ждет его. Мне он снится: не мертвый — живой. Говорят, я очень на него похож.