Тревожные ночи Самары
Шрифт:
Когда в комнате остались только четверо чекистов, занимающихся делом об ограблении нэпманов, Белов сказал:
— Председатель губчека просил расстараться. Пошуровать побыстрей. Слухи по Самаре пошли нехорошие. Так что нам придется попотеть. Ясно? Чурсинов, давай.
— Докладываю, — мрачно забасил Григорий Чурсинов, похожий на цыгана уральский казак, — что банда Стригуна никаких отношениев к складам губсоюза не имеет. Ни сном ни духом. И Шлыка они не трогали, Рыжих узнал про это точно, у него в банде свой… Угрозыск их взял на Ильинском рынке, а допрашивали
Белов кивнул.
— Так. Ясно, Следующий.
Вскочил, вытянулся стрункой Миша Айзенштат. Браво отрапортовал:
— За мое дежурство буфетчица не отлучалась. В самом «Паласе» ничего подозрительного не было замечено, и она себя держала тоже совсем не подозрительно.
— Кто сейчас дежурит?
— Коврижных.
Белов взглядом поднял с места Сурикову.
— Вот. — Девушка положила перед ним пачечку листков.
— Что это?
— Сведения о тех, которых грабили. Потерпевшие нэпманы. Суммы конфискаций — вот список. Вот тут протоколы осмотра мест происшествия, я их вместе собрала.
Белов придвинул к себе бумаги.
— Молодчина. Все?
— Да.
— Ну что ж, — сказал Иван Степанович, давя зевок. — Успехов у нас негусто, но… давайте работать! А насчет Ягунина пока никаких вопросов не задавайте. И вообще— поменьше…
Чурсинов с Айзенштатом вышли. Шабанов было задержался, очевидно, хотел подождать Женю, но, услышав, как она сказала: «Могу я поговорить с вами, Иван Степанович?» — скрылся за дверью.
«Опять начнет выспрашивать, — с неудовольствием подумал Белов. — А если ей правду сказать? Товарищ вроде надежный, хотя… Нет, нельзя, баба есть баба».
— Хочу обратить ваше внимание, — сказала Женя в ответ на вопросительный взгляд Белова. — Вот какое совпадение получается: Прошерстнева обыскали и увели через несколько часов после того, как он взял в финотделе бланк.
— Какой еще бланк? — заинтересованно замигал Белов.
— Для выкупа патента на право торговать. За патент он так и не успел заплатить: наверное, хотел на другой день. Значит, и деньги приготовил.
— Ничего себе… — Белов хмыкнул. — Как знали.
— То-то и оно, — торжествуя, сказала девушка.
Белов наморщил лоб.
— Ты имеешь в виду…
— Да, Иван Степанович! Из шести ограбленных четверо накануне интересовались выборкой патентов, а двое сдали заявления о сумме оборота. Для налога… И тоже накануне ограбления. Интересно, правда?
— Ай, Женя, Женя… — Он покрутил головой, походил по комнате. — А ведь так, может, и есть… У них в финотделе свой человек.
4
Когда миновали площадь Революции, Белов привстал и тронул шофера за плечо.
— Придержи маленько! — велел он. — Я в финотдел.
Васильева даже передернуло от этого «придержи». Кучер он, что ли? У автомобиля есть тормоз, а у него в руках не вожжи. Пора начальству заиметь привычку к культурной речи.
Ярко-зеленый «Русобалт» с тихоньким скрежетом остановился возле здания с высоченными окнами и крылатым значком коммерческого бога
— Пожалте, — с большим достоинством сказал Васильев. Обернувшись к Ивану Степановичу, он, однако, не удержал солидности и широко улыбнулся — все десны на виду. Паша никак не мог нарадоваться новой автомашине. Не в том, конечно, смысле новой, что молодой — рижскому кабриолету шел восьмой год, брезентовая крыша не откидывалась и была в латках, внутри что-то дребезжало, звякало и цокало. Но мотор работал надежно, и разве сравнить было эту узконосую шестиместную красотку с кургузым, похожим на ящик «Рено», конфискованным для ЧК у семьи белочешского прислужника инженера Симеонского? На том чудовище — хотя и в диковинку в Самаре автомобили— ездить было и хлопотно и стыдно.
Белов тоже улыбнулся бы расчудесному парню Васильеву, да настроен был неулыбчиво. Они возвращались с Хлебной площади, где нынешней ночью был ограблен склад № 21 губэвака. Уперли там существенно: полтора пуда фамильного чая и семьдесят семь пудов сахару. Занимался хищением губрозыск, и Рыжих торчал там с шести утра. Ивану Степановичу же нужно было лишь убедиться, что никого похожего на ночных людей в кожаных куртках там замечено не было. Но узнать он ничего не узнал, только время угробил, потому что сторож пропал неизвестно куда, а по следам… Что могли сказать они Белову? Пусть их разматывает Макар Рыжих. Другое дело — финотдел.
Он поднялся по мраморной лестнице с узорчатыми перилами на второй этаж и постучал в дверь с табличкой «Заведывающий».
Услышав «войдите», толкнул дверь и зажмурился от брызнувшего в глаза света.
Прислонясь к подоконнику, спиной к улице стоял седоусый человек с бритой головой, в просторной толстовке, подпоясанной витым шнуром. На груди его алела атласная розетка с орденом Красного Знамени.
— Ивану Степановичу! — Седоусый мячиком покатился навстречу Белову. — Чем это я обязан? Ох, не люблю я таких гостей, как ты!..
— Да я и не в гости…
Рукопожатие у Кондрючина было могучее, как-никак лет двадцать крючничал Михаил Авдеевич в Сызрани на баржах. Белова он знал давно, еще в мае восемнадцатого они вместе разоружали анархистов.
Они обменялись еще какими-то незначащими фразами. Потом Белов сказал:
— Ты, Михаил Авдеевич, помочь мне должен, как финансовый специалист…
— Смеешься?! — рявкнул (шутейно, конечно) Кондрючин. — Думаешь, на курсах меня в банкира переделали? Был я грузчиком и остался, только в башке сору прибавилось от этих сальдов да инкассов.
— Ладно болтать, — без улыбки сказал Белов. — Ты мне лучше проясни: каким порядком нэпманы оформляют патенты?
— Таким, каким положено, — фыркнул в усы завфинотделом. — А что, есть сигналы на нас?
— Тебе все сигналы, — отмахнулся Белов. — Пуганая ворона. Знать мне нужно, кто из ваших в курсе насчет людей, желающих взять патент.
— Это я могу. — Михаил Авдеевич ухватился за ус. — Нет, однако, лучше давай по писаному.
Он взял со стола брошюру, листанул и начал читать с нажимом на каждое слово: