Трезуб-империал
Шрифт:
— Поосторожней, сию минуту начнем спускаться, — послышался голос Часныка.
Пол теперь шел наклонно вниз. Каблуки заскользили на крутом спуске. Сквира наверняка упал бы, если бы не упирался в стенки обеими руками.
— Долго… ну… идти? — спросил он.
Собственный голос показался капитану глухим, безжизненным, незнакомым.
— Метров десять до разветвления, — еле слышно ответил Часнык.
Они все углублялись и углублялись. Начала болеть постоянно согнутая в неудобном положении спина. Фонарик давал лишь небольшое круглое пятно света, в котором иногда мелькали
Сквира вдруг поймал себя на мысли, что никто не знает, куда они пошли, что здесь любая случайность может привести к обвалу, и никто никогда не найдет засыпанных землей людей. Он ощущал тяжесть холма над головой почти физически.
— Мы глубоко под землей? — нарочито громко, будто отгоняя собственные страхи, крикнул Северин Мирославович.
Вместо ответа он услышал какой-то приглушенный звук, затем еще один, и спина Кранц-Вовченко, маячившая впереди, куда-то пропала.
Сквира пробрался немного вперед. Земля исчезла из-под ног, руки провалились в пустоту, и капитан, не успев опомниться, упал на бок.
Вокруг было просторно. Стенки больше не сдавливали с обеих сторон.
Сквира встал на колени, потом на ноги. Попробовал выпрямиться, и с удивлением понял, что может стоять во весь рост, разогнувшись, подняв голову.
Два пятна света сошлись на нем, ослепив. Потом забегали по полу, пока не обнаружили выпавший из рук капитана фонарик.
Северин Мирославович подобрал его и попробовал включить. Фонарик не работал. Сквира потряс его, потом еще раз, сильнее, и, к облегчению капитана, лампочка зажглась.
— Вы что-то сказали? — обратился к нему Часнык.
— Мы глубоко под землей? — повторил свой вопрос Сквира, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и ровно.
— В четырех метрах от поверхности холма. До уровня лугов мы еще не спустились.
Капитан осветил стены камеры. Она была достаточно просторной. Здесь, наверное, могли бы, стоя, поместиться человек десять. Целый зал.
Потолок располагался сразу над головой, но капитан лишь иногда темечком ощущал его присутствие. Стены были более-менее ровными. В нескольких местах их укрепили трухлявыми уже теперь досками и просто срубленными, но не обработанными ветвями деревьев. Кое-где светлели пятна размазанной глины.
— Вы часто здесь бываете? — спросил Сквира.
— Лет пять уже не был, — ответил Часнык.
Круги света выхватили из темноты два тоннеля высотой почти в человеческий рост, отходившие от камеры в противоположных направлениях. Почти посередине между ними в полуметре над полом виднелась щель, через которую они сюда ввалились.
— Мыслю, — сказал Часнык, — тут был один из промежуточных привалов при передвижении из королевского града к Златогорскому монастырю. Здесь можно было встать, перевести дух, при нужде держать оборону и даже спешно выбраться наружу.
Темнота и тонны земли над головой угнетали. Сердце в груди колотилось. Глаза ловили движения несуществующих теней.
— Подземный лабиринт тянется на много километров, — продолжал Часнык. — Обследовать его весь на деле невозможно. Сюда надобно приходить с крепильными приспособлениями,
Сквира тут же почувствовал, что ему стало трудно дышать. Воздуха не хватало. А тот, что был, казался каким-то безжизненным. И пах могилой…
— А где мог проводить свои поиски… ну… Рева? — он с трудом перевел дух. В голове стучала одна мысль: бежать отсюда! — Тут мог?
— Нет, тут что-либо искать бестолку. Мы — под землей. Здесь нет ветра, не идут дожди, не опадает листва, не работают люди, не бегают животные. Все, что падает на пол, остается на поверхности и, конечно, кем-то потом подбирается. Так что, если на виду ничего нет, то и копать бессмысленно. Искать надобно там, где либо последние несколько веков не ступала нога человека, и оброненных вещей просто некому было поднять, либо происходили сдвиги породы и осыпания, скрывшие пропажу под собой.
— И много в лабиринте таких мест?
— Хватает, — кивнул Часнык. Фонарик в его руках на мгновение осветил потолок.
— Показывай! — скомандовала старуха.
— А обвалов не страшишься? — Лица Часныка не было видно, но, похоже, он улыбался.
— Капитан нас вытащит, — уверенно ответила Марта Фаддеевна.
Тень Алексея Тимофеевича направилась к одному из коридоров. Старуха двинулась за ним.
Идти теперь стало легче. Тоннель был достаточно широк и высок — требовалось лишь слегка наклонять голову.
— Здесь много… ну… останков? — спросил Северин Мирославович сдавленно.
— Не очень, — голос Часныка слышался откуда-то издалека. — Метрах в двадцати отсюда, в другом коридоре, была парочка скелетов. Лет четыреста там пролежали. У обоих на ребрах насечки от ножа…
Проход стал понемногу отклоняться вправо, а потом пошел вниз. Спуск оказался довольно крутым, и Северин Мирославович пару раз поскользнулся, едва не свалившись на шедшую впереди Марту Фаддеевну.
— Вот тут мы с Орестом во времена оны проводили наши изыскания, — Алексей Тимофеевич неожиданно остановился. Его фонарик посветил в боковой проход, где не было видно ничего, кроме все той же глины. — В этом коридоре весь пол был усыпан наконечниками стрел. Наверное, в схватке они высыпались из чьей-то сумы. Вон в том углу лежали перевязанные веревкой пара ремесленных ножей. Думаю, семнадцатого века. Их, скорее всего, оставили на всякий случай, чтобы оружие было под рукой.
— Свежих следов нет?
— Нет, — Часнык поводил фонариком по голым земляным стенам.
Они двинулись дальше. Северин Мирославович пробирался по подземному ходу, ежесекундно ощущая незащищенность своей спины. Пятна электрического света лишь делали черноту вокруг гуще и безнадежнее.
— Что-то мне не хватает воздуха, — пробормотал капитан.
— Мы с Орестом проводили тут по полтора-два часа кряду — и ничего, выживали…
Коридор резко свернул влево. В стене стала видна дыра в еще один узкий тоннель. На углу стояли две подпорки — простые обрубки необработанных стволов деревьев, вбитые между полом и потолком. Кору покрывали грязь и глина.