Три чайные розы
Шрифт:
– Приеду! Тебя проводить?
Татьяна осторожно высвободила руку:
– Не стоит. Я живу недалеко. До свидания, Сергей!
Он не сделал попытки задержать ее. Просто стоял и смотрел вслед, пока хрупкая женская фигура не растворилась в ночи.
Глава 2
Полина не то чтобы часто вспоминала Климова – она просто не переставала о нем думать. Постоянно, всегда… Так люди учатся жить с хронической болезнью, смиряясь и привыкая к боли. Наверное, свою болезненную любовь к Климову Полина воспринимала именно так. Образовавшуюся после его отъезда пустоту она заполняла чтением и музыкой.
Итак, новая работа, искусство, общение с сестрами – чего ей желать еще? К тому же после отъезда Климова отношения с Даниловым стали куда более гармоничными, в них появились теплота и доверие, каковых давно не наблюдалось. Теперь муж и жена подолгу разговаривают о серьезных вещах, читают друг другу вслух, а в воскресные дни гуляют в парке. Совсем как в первые годы супружества. Данилов стал спокойнее, увереннее. Похоже, шум и ярость, бушевавшие в нем прежде, улеглись. Наверное, то же самое она могла бы сказать и о себе. Полина учится быть спокойной, сдержанной, и, судя по всему, у нее неплохо получается. А недавно она даже поняла нечто, безмерно ее удивившее.
В тот день Данилов в качестве подарка (он теперь частенько баловал жену различными культпоходами – театры, выставки, музеи) преподнес билеты на концерт классической музыки, проходивший не где-нибудь, а в Эрмитаже.
– Гайдн, «Прощальная»? – обрадовалась Полина. – Замечательно! Бегу надевать любимое платье!
…Осенний вечер. Дворцовая площадь в огнях. Камерная экскурсия по Эрмитажу перед началом концерта. Ночной дворец совсем не похож на дневной туристический – пустые залы, необычайно тихо.
Они застыли в галерее Рафаэля. Волшебные своды, полумрак…
Данилов неловко обнял ее и выдохнул:
– Спасибо!
Она ахнула:
– За что?
– За все!
Он сказал это очень серьезно, будто подчеркивая значимость сказанного.
Полина долго вглядывалась в темные своды галереи. Ей почему-то вспомнился день, когда после созерцания Родена они с Климовым стали любовниками… А еще вдруг вспомнился рассказ Набокова о том, как посетитель музея, выйдя в одну из дверей, оказался неизвестно в каком пространстве и времени. Что, если она, открыв ближайшую дверь, попадет в тот день с Климовым?!
– Хочешь подняться на третий этаж: импрессионисты, Роден? – спросил Данилов.
– Нет, не стоит, – испугалась она. – Идем, Иван, концерт уже начинается!
Они сидели в прекрасном зале среди величественных картин, и музыка плыла над дворцом и городом. Смахнув слезу, Полина не без удивления поняла, что вполне довольна своей сегодняшней жизнью.
Маша стремительно погружалась в депрессию. Сегодня после репетиции Палыч сделал ей замечание. Конечно, он явно не хотел ее обидеть и старался быть деликатным, но после слов режиссера Маша все равно почувствовала, как яд медленно разливается где-то внутри ее.
– Мария, что с тобой происходит? Ты стала несколько тяжеловата…. Видишь ли, роль Джульетты предполагает некое изящество… – Палыч замялся и сконфузился.
Маша
Из театра она вышла совершенно понурая и вдруг, надо ж такому случиться, увидела Сашу! Они не встречались с того самого дождливого вечера, когда Маша караулила Бушуева у его парадного. Ей, конечно, часто хотелось вновь отправиться к тому дому или позвонить Саше, сделать что угодно, лишь бы вернуть его. Но всякий раз Машу останавливал страх вновь увидеть холод и безразличие в его глазах, как это было в тот вечер.
И вот, пожалуйста, – нежданная встреча! Саша эффектно вышел из дверей ресторана под руку с блондинкой неприлично модельной внешности. Ему и надо-то было пересечь всего пару метров до припаркованной напротив машины, но прошлое неминуемо настигло его. Увидев Машу, Бушуев смутился, сбивчиво пробормотал невнятное приветствие, поскорее запихнул блондинку в автомобиль и попытался сбежать от прошлого.
Придя домой, Маша первым делом бросилась к зеркалу и разревелась.
– Что с тобой, Маруся? – испугалась Татьяна.
Маша ответила, что видела Сашу.
– А чего ревешь? – спросила Татьяна.
Сквозь слезы Маша призналась:
– Потому что выгляжу черте как. И вообще… Толстая!
Татьяна растерялась, пробормотала:
– Маша, ты у нас такая красавица!
– Прекрати, Таня! Знаешь, с какой он девицей был! Ноги – во! Сиськи – во! Одним словом, блондинка!
– Мало ли с кем он был… А любит-то тебя!
– Вот у меня где ваша любовь! – закричала Маша.
У нее началась натуральная истерика.
– Что я хорошего от этой любви получила? Пусть бы он не любил меня, но был рядом! Понимаешь?
Татьяна только горестно вздохнула.
…Маша накрыла праздничный стол: бутылка хорошего вина, фрукты, торт. Она зажгла свечи, поставила в вазу влажные хризантемы. Как-никак праздник – Сашин день рождения. Может она, в конце концов, отметить день рождения любимого мужчины?! И неважно, что его давно след простыл, Маша-то все помнит, у нее вполне хватит сил любить за двоих.
Она налила вина и задумалась: где сейчас Саша, с кем? С блондинкой, брюнеткой, а может, рыжей? Впрочем, не все ли равно… Она включила диск с песней, которую любил Саша. Чистая лирика: сирень, стрижи, льняные локоны и нежный бессвязный лепет полночных откровений… Маша всплакнула, выпила еще вина и вслух, как если бы Саша сейчас ее слышал, поздравила его и пожелала счастья без примесей чего-то «грустного» и много новых хороших стихов.
Дверь распахнулась. В комнату вошла вернувшаяся с работы старшая сестра.
– Ты чего? – испугалась Татьяна, увидев Машу с полупустой бутылкой наедине. – Тихое пьянство?
Маша пожала плечами.
– Почему такая грустная, Маруся?
– Потому что все проходит!
– Все пройти не может. То, что было однажды, не может исчезнуть бесследно, – печально улыбнулась Татьяна.
Маша усмехнулась:
– Но я не могу найти утешение в этом! Хотя стараюсь… Часто роюсь в воспоминаниях, перебираю их, как книгу или фотоальбом. Помнишь лето, когда мне исполнилось девятнадцать? В то лето я была так фантастически счастлива, что его тепло и свет до сих пор освещают мою жизнь.