Три чайные розы
Шрифт:
Гениально! Андрей с минуту изумленно смотрел на девицу и вдруг начал распаляться, принявшись говорить о том, что студентка Петрова не считала нужным брать в голову. В финале своего горячего выступления, подытоженного горьким «да что вы понимаете?!», Андрей и сам удивился – чего ради он поддался на провокацию и вздумал доказывать этой барышне нечто, не имеющее отношения к университетскому курсу?!
А студентка вспыхнула, разобиделась:
– Как вы смеете? Вы… бесчувственный и старый! – и расплакалась.
– Да, я бесчувственный и, очень может быть, старый, – улыбнулся
Она подняла на него огромные голубые глаза, сверкавшие от слез:
– Мила.
– Понятно, – кивнул Андрей. – Мила – это очень хорошо! Идите домой… Уже поздно…
Мила Петрова тихо вышла.
Минула неделя. Как-то вечером, выйдя из университета, Андрей услышал, что его окликнули. Оглянувшись, он увидел студентку Петрову (клетчатое пальтишко, беретик – совсем юная), девушка кинулась к нему и сбивчиво попросила прощения.
– Я была не права. Просто я ужасная дура, ляпну, а потом жалею… Вы бесчувственный, это конечно, но не старый… Да, не старый!
– Вы что же, тут стоите, чтобы мне это сказать? – растерялся Андрей.
– Ага, – смутилась Мила.
…Они вместе пошли в сторону метро, а по пути – так получилось – забрели в парк. Гуляли по аллеям, долго, увлеченно разговаривали. Андрей рассказывал ей о Серебряном веке, читал любимые стихи, которых знал бессчетно. Когда они опомнились, выяснилось, что уже черт знает сколько времени, а Мила снимает комнату где-то на окраине, и как теперь туда добраться?! В итоге Андрей повез девушку домой на такси.
В тот же вечер, прощаясь, она призналась ему, что придумала и зачет, и курсовую работу, потому что нужен был повод, чтобы «познакомиться с ним поближе». Мила сообщила это с обезоруживающей прямотой, пылко, искренне. Андрей растерялся – ему казалось невероятным, что это юное, симпатичное существо могло всерьез заинтересоваться таким сухарем, как он. Насчет «сухаря», впрочем, Мила пыталась его переубедить, утверждая, что он «ужасно милый и обаятельный». Андрей, конечно, в свое якобы особенное «обаяние» не поверил и решил воспринимать влюбленность Милы как некий иррациональный факт, махнув рукой на очевидный мезальянс. Красавица и чудовище – ну и пусть!
Так они стали встречаться.
Придя с работы, Татьяна поставила чайник, но заварить чай не успела, поскольку в дверь позвонили. На пороге стоял мальчик лет десяти. Рыжий, худой, в длинном, не по росту, пальто.
Татьяна растерялась:
– Что тебе, мальчик?
– Вы кто? – вместо ответа спросил ребенок. Взгляд не детский, испытующий.
– А кто тебе нужен? – улыбнулась Татьяна.
– Маша Басманова!
– Ее нет, она на гастролях.
– Но мне очень надо!
Татьяна развела руками:
– Приходи через три недели.
– Три недели – это очень много! – вздохнул мальчик.
– А я не могу тебе помочь?
Тяжелый взгляд исподлобья.
– Вам можно доверять?
Она смутилась:
– Я постараюсь не обмануть твое доверие. Входи. Я как раз собиралась пить чай.
– Я не один! –
Как по волшебству рядом с мальчиком возникла собака. Худая, средних размеров, неопределенной расцветки, самых благородных дворовых мастей. Вид ее оставлял желать лучшего. Псина уставилась на женщину и в знак приветствия вильнула хвостом.
Татьяна кивнула:
– Входите вместе.
Странная парочка расположилась на кухне. Мальчик был голоден, ел торопливо. Пару бутербродов он отдал собаке. Та быстро счавкала еду и разлеглась под столом. После ужина, продираясь сквозь чащу вопросов и уточнений, Татьяне наконец удалось выяснить, что мальчика зовут Юра, а ищет он, собственно, вовсе не Машу, а Юрия Клюквина. Оказалось, рыжий мальчик Юра жил в детском доме, куда с подарками часто приезжал Клюквин. «Он сначала ко всем приходил, – пояснил ребенок, – а потом только ко мне. Он меня хотел насовсем забрать, понимаете?!» Когда Клюквин вдруг перестал приезжать в детский дом, мальчик счел, что мужчина о нем попросту забыл, и решил найти его, чтобы «посмотреть в глаза», дескать, пусть скажет обо всем честно. «Но у меня долго не получалось удрать из детдома… И вот на прошлой неделе так все удачно сложилось, что я драпанул. А когда я пришел к нему домой (у меня был его адрес, он мне сам давал), дверь открыла незнакомая тетка и сказала, что дяди Юры тут нет, потом дала адрес какой-то Маши Басмановой, которая «может все рассказать». А что рассказать-то?
Татьяна закрыла лицо руками: как ему сообщить о смерти Клюквина?!
– Понимаешь… – Она осеклась и замолчала. «Нет, не могу…»
– Кота за хвост не тяните, – сурово промолвил Юра. – Говорите как есть. Я не маленький.
И она рассказала ему правду.
Татьяна плакала, рыжий вихрастый Юра молчал. Он как будто окаменел.
– Ты что же молчишь, Юра? – мягко спросила Татьяна.
– А что говорить? – пожал плечами мальчик и снова замолчал.
– Ты сказал, что живешь в детском доме?
Он не ответил.
– А… твоя семья?
– Вот моя семья! – Юра кивнул на собаку.
– А родители? – спросила Татьяна и тут же себя одернула: нельзя было спрашивать!
– Нет никого, – хмуро ответил Юра. – Померли все. И родичи, и дядя Юра… Значит, некому меня забрать… Ладно… Ну, я пошел!
Он встал из-за стола и направился к дверям. Собака метнулась вслед за ним.
Татьяна растерялась:
– Подожди, куда ты теперь? В детский дом?
– Еще чего! – усмехнулся Юра. – Я туда никогда не вернусь.
– Но тебя, наверное, ищут, беспокоятся?
– Ага! – хмыкнул мальчик. – Как бы не так! Кому я в этом детдоме нужен?!
– Когда ты оттуда сбежал?
– Неделю назад…
– Где ты жил?
– На вокзалах терся, у метро… Вот собака ко мне приблудилась. Я давно хотел собаку. И наконец она у меня появилась. Очень даже умная собака.
– Как ее зовут? – спросила Татьяна, чтобы задержать его. Она пыталась придумать что-нибудь, но, как назло, в голову ничего не шло. А что вообще делать в такой ситуации?