Три чайные розы
Шрифт:
Он прошел по знакомым с детства улочкам, радуясь теплу и солнцу.
Андрей отметил, что в увядающей осенней Ялте нет той пронзительной, надрывной осенней тоски, характерной для Петербурга, здесь была бархатная, мягкая, лиричная грусть. Верхушки кипарисов улетали в невероятно синее небо, и особенный, морской, воздух ударял в голову.
Вечером они отпраздновали приезд в кафе на набережной. Он пил красное терпкое вино, смотрел на Милу, которая в этот вечер была особенно хороша, на огромные, словно попавшие под увеличительное стекло звезды, какие можно увидеть только на юге, и быстро хмелел. Очень скоро мир зазвучал, стал разноцветным и радостным, волнение и некоторая неловкость исчезли. (Андрей сознавал всю двусмысленность
Ночью в отеле Мила шепнула ему:
– Я еще ни с кем никогда…
Андрей смутился.
– Но я не хочу, чтобы это был первый встречный… Мне важно, чтобы это был взрослый, сильный, умный мужчина. – И, потянувшись к нему губами, она рассмеялась. – В конце концов, ты не можешь отказать женщине!
Когда под утро Мила, оказавшаяся пылкой и страстной любовницей, заснула, утомленная страстной ночью, Андрей оделся и вышел из номера. Его переполняли чувства, хотелось пройтись.
Он сидел на берегу и смотрел на море. Еще не рассвело, было прохладно и довольно хмуро. Андрей вдруг вспомнил, как приезжал в Ялту маленьким с отцом и Татьяной. Ему вспомнились дни, наполненные солнцем, долгие пешие прогулки, рассказы отца, замки из песка, которые они строили с сестрой, огромные южные звезды, лунная дорожка в море (по ней так хотелось уйти за горизонт) и ощущение огромного, невозможного счастья напополам со странной острой тоской, какую может чувствовать только ребенок (тоска от осознания конечности этого мира, конечности себя в нем и печального понимания того, что все заканчивается так же быстро, как одна волна сменяет другую).
Этим утром то детское ощущение счастья вернулось к нему.
…Они прожили у моря десять очень счастливых, солнечных дней, а потом что-то случилось… Испортилась погода, зарядил дождь, Мила сделалась раздражительной, стала искать повода для конфликта и, конечно, нашла.
Однажды утром она спросила его: «А что дальше? Когда мы вернемся в Петербург?» Андрей растерялся, не зная, что сказать. Этого молчания и растерянности она ему не простила, ушла в обиду, демонстративно перестала с ним разговаривать. Андрей переживал их первую серьезную ссору и задавал себе тот же вопрос: «А что дальше?»
Последние два дня перед отъездом он провел один – было холодно, ветрено, и Мила предпочитала проводить время в номере. Андрей много гулял, уходил в горы, подолгу сидел на берегу. Он думал о том, что это – то же самое море, те же горы, те же кипарисы, что и тогда, когда он был здесь ребенком. За это прошедшее время «минус сто лет назад» в его жизни многое изменилось, а тут – ничего. Когда-нибудь он непременно приедет сюда с дочерью, и здесь все будет точно так же…
…Уезжали рано утром, хмурые, невыспавшиеся. Мила продолжала дуться. Только в самолете она оттаяла, заговорила с ним, позволила себя поцеловать.
Уже подлетая к Петербургу, Андрей выглянул в иллюминатор самолета – над городом висела свинцовая плотная завеса бесконечных дождей. Серый Петербург порывами пронизывающего ветра согнал с Андрея остатки теплой, южной сентиментальности, как листву с деревьев.
На самом деле все оказалось отнюдь не просто. Это только в фильмах герои берут приемных детей на воспитание, и у них в семье тут же воцаряется порядок и совершенная идиллия. Никакой идиллии у Татьяны с мальчиком Юрой не возникло. Парень оказался с характером, к десяти годам он
А вот с Юрой конфликтов избежать не удалось. В итоге два раза мальчик сбегал, прихватив из дома имеющиеся деньги. Татьяна, проклиная все на свете, неслась к тому самому, предназначенному к сносу дому, находила Юру и подолгу беседовала с ним. Но увещевания на парня не очень-то действовали. В первый раз ей удалось уговорить мальчика вернуться, во второй он наотрез отказался.
– Не пойду!
– Почему?
– Потому. Не хочу!
– Разве тебе здесь лучше?
– Это мое дело!
В серых глазах – упрямство и вызов.
Татьяна терялась, когда он так смотрел на нее.
– Юра, уже зима, холодно, ты не сможешь жить на улице!
– Отстаньте! Зачем я вам сдался? У вас своя жизнь, у меня своя. Деньги раздобуду – отдам.
– Дурак! – вспылила Татьяна. – Не в деньгах дело! – На нее вдруг накатило настоящее отчаяние. – Живи как хочешь. Мой адрес знаешь, если что – приходи!
Она развернулась и ушла. Два дня жила как на иголках, все думала, что там с Юрой…
Татьяна позвонила Полине, чтобы посоветоваться с нею.
Выслушав, сестра присвистнула.
– Ты это серьезно? Какие беспризорники в наше время?
– Представь себе! Я тоже думала, что это анахронизм, пока сама не столкнулась!
– Печально, конечно, но ты-то тут при чем? Почему ты должна решать такие проблемы? Давай подключим социальные органы! Есть же всякие детские дома!
– Он об этом слышать не хочет! Отвечает, что убежит!
– Мало ли что ребенок говорит!
– Ты не понимаешь! Он очень взрослый для своих лет. Такой маленький мужичок… И в детском доме уже был. Ему там плохо.
– А где Юрины родители?
– Он сирота.
– Повезло же тебе! – вздохнула Полина. – Ну и что будешь делать?
– Не знаю. Я думала об усыновлении, но не могу решиться. Парень прожил у меня две недели, а у меня не получается к нему привыкнуть. Он чужой, понимаешь?
– Конечно.
– И я для него чужая. Он дичится меня, принимает в штыки…
Полина усмехнулась:
– А как ты хотела? Что будет как в кино? Он сразу назовет тебя мамой, превратится в покладистого маленького принца и вы будете жить в полной гармонии, как перевоспитавшиеся беспризорники с Макаренко? Со своими-то детьми тяжело, а что ты хочешь от пацана с неизвестно какой наследственностью?
– Я все понимаю, за исключением того, что мне делать дальше.
– Не знаю, Таня, что и сказать. Для начала тебе надо его полюбить.
Татьяна вздохнула:
– Ну как я могу полюбить вот так, сразу?! Это же время нужно… Пока он чужой для меня… Мне просто его жаль.
– Перестань, зачем ты оправдываешься?! Я действительно не знаю, что посоветовать. А что говорит Маша?
– Маруся ничего не знает. Еще не вернулась с гастролей. Ладно, поживем – увидим.
На третий день раздался звонок. Татьяна кинулась открывать. В дверном проеме возникли закоченевшие Юра и собака.