Три года октября
Шрифт:
– Да вот, был у главврача.
– По собственной инициативе или по вызову?
Я поравнялся с ним и, хотел было, взяться за поручни каталки, но Александр Викторович ударил меня по рукам. Либо решил закончить работу, за которую взялся первым, либо был чем-то обижен.
– По вызову.
– Опять меня обсуждали?
Тон он выбрал сердитый. Я поспешил его успокоить:
– Можете не волноваться, вас не уволят.
– Эка радость!
Одно из колесиков каталки попало в выбоину, созданную отсутствием одной плитки, из-за чего она подскочила вверх. Массивное тело под простыней практически не шелохнулось. Разве что стопы пошатнулись из стороны в сторону.
– Вы надеялись на другой ответ?
– Я уже перестал надеяться.
– Поверьте, все ценят ваш вклад в…
– Ты эти слова оставь для Селина. Мне они ни к чему.
Я запнулся. Какое-то время мы шли в гнетущей тишине, которая сильно давила на меня своей тяжестью. Когда передняя сторона каталки врезалась в двери прозекторской и те разошлись в стороны, я решил нарушить молчание, заодно сменив тему:
– А где Краснов? Почему опять кто-то другой делает его работу?
– У Краснова веские причины нам не помогать.
– Зачем вы его выгораживаете? Это ведь не первый раз. Он просто пользуется нашим ответственным подходом к рабочим обязанностям и добротой.
– Ничего я его не выгораживаю! – возмутился Александр Викторович, останавливая каталку у стола. – Краснов ну никак не мог самостоятельно привезти тело в зал.
– Что у него опять? Слушание в суде? Температура? Арест из-за пьяного дебоша?
– Смерть.
Я тут же замолк. Мне даже стало неловко. Конечно же, данная причина была вполне веской.
– Очень жаль? Кто умер? Кто-то из его родственников или же друзей?
– Он сам.
Безбородов сдернул простыню, обнажив моему взору мертвого Анатолия Краснова, чье вечно красное лицо теперь обрело пепельный оттенок.
Хочу признаться в том, что Краснов мне никогда не нравился. И, несмотря на то, что я негодовал, когда он увиливал от работы, мне радовали его частые отлучки. Он был одним из тех представителей человечества, которых хочется держать от себя на расстоянии. Мне не импонировало его грубое поведение с окружающими, мне не заходил его юмор, мне не нравился его взгляд на мир, который можно было описать тремя словами: сексизм, ксенофобия, мизантропия. За год жизни в Старых Вязах, я успел узнать Краснова довольно хорошо, в первую очередь благодаря любви санитара к разговорам о себе, даже если его никто об этом не просил. Ему нравилось обсуждать политические новости, всецело поддерживая при этом линию партии. Он до пены у рта мог убеждать всех в том, что НАТО – главная опасность для целостности страны и её надо остановить любыми способами, вплоть до превентивных ядерных ударов по её базам и Брюсселю. Он верил, что Великая Отечественная закончилась бы на пару лет раньше полным разгромом немецких войск, родись он в начале двадцатого века, ведь в той войне он занимал бы должность маршала – не меньше. А еще он был убежден в наличие у себя сверхъестественных способностей и мечтал поучаствовать в отборах, чтобы пробиться в десятку финалистов «Битвы экстрасенсов». Какова была природа этих способностей, он никак не мог объяснить. Возможно, одна из его любимых присказок: «Жопой чую», могла ответить на данный вопрос.
Вот такой заурядной личностью был этот Анатолий Краснов.
Я бы понял всех тех, кто не стал бы горевать из-за его смерти. Я бы понял и самого себя. Да вот только глядя на тело этого большого мужчины, который сейчас лежал перед нами на койке, – беззащитный, остывающий, молчаливый, – я почувствовал к нему жалость. За жалостью пришла грусть. Я отвел взгляд от тела, глянув на Безбородова.
– Как это произошло? – сипло выговорил я.
– В сопроводиловке указано, что скончался он дома от острой сердечной недостаточности. В «скорую» позвонила его бывшая жена: зашла проведать и обнаружила его в полуобморочном состоянии. Приехавшая помощь попыталась его реанимировать, но безуспешно. Умер он спустя полчаса. – Безбородов, говорил все это по памяти, после прочтения документации, при этом не стоял на месте, а переодевался в рабочую
На такие уловки довольно часто попадают простые граждане, оплачивая перевозки тел своих родственников частным компаниям, не подозревая, что больница представляет такие услуги бесплатно. Краснов был нашим работником, и он прекрасно знал все эти тонкости. Да вот только экс-жена никак не могла с ним посоветоваться по данному поводу. А вот «скорая», скорее всего тоже частная, явно была в доле с одной из компаний, представляющих ритуальные услуги.
Я не строю из себя святого, потому как, и наш морг сотрудничал с частниками, с одобрения главы учреждения. В двух помещениях, буквально напротив прозекторской у нас хранились гробы, венки и кресты, которые мы должны были предлагать родственникам покойника. К счастью, цены на товары были доступные, и меня не посещали мысли об обкрадывании людей в состоянии горя. Скорее наоборот – это сильно облегчало процедуру похорон.
Конечно, выбор у нас был не велик, в отличие от городских частников, но местным жителям хватало и этого. Люди здесь жили небогатые, а потому большие компании к нам не совались. Краснов же проживал в городе, в сорока километрах от работы и, видимо, у его экс-супруги водились деньги, раз она решила позвонить в частную неотложку.
Облачившись в халат, маску и перчатки, Безбородов принялся за предварительный осмотр тела, начав с шеи.
– Уже заметны первые признаки окоченения, – констатировал он. – Голова поворачивается с трудом. Хм, на шее у Краснова была золотая цепочка, которую я не вижу. На левом безымянном пальце нет обручального кольца. Надеюсь, укрощения успела снять его бывшая, а не эти гаденыши.
Взяв ножницы, патанатом принялся разрезать одежду, не заботясь о сохранности, в конце концов, Краснову она явно уже была не нужна – в гроб не положишь тело в майке и спортивных штанах.
Пока Безбородов резал одеяние Краснова, я, надев перчатки, принялся стягивать с него носки. Белые, с желто-серыми пятками на стопах. Как только труп полностью предстал перед нами в своем первозданном виде, мы перетащили его на металлический стол. Александр Викторович включил прожектор и принялся за более тщательное обследование. Я же вооружился бланком и ручкой, чтобы делать необходимые пометки, предварительно заполнив рубрики, которые мне были известны: ФИО, пол, возраст.
Безбородов с интересом оглядел подмышки трупа, брюшную полость, паховую часть, обратную стороны локтей и коленей. У Краснова на левом трицепсе было родимое пятно диаметром в пять сантиметров, но почему-то зав.отделением не стал его упоминать. Я же сделал нужное замечание в бланке, решив, что профессор решил проверить мою внимательность.
– Вот она родимая! – его заинтересовала кожа между пальцами ног. Я, движимый интересом, подошел ближе. Между большим и вторым пальцем виднелась красная точка, схожая с отверстием от инъекции.
– Что это?
– Это, дорогой мой друг, доказательства того, что смерть Анатолия Краснова вполне могла быть насильственной, – постановил Безбородов. – Нужно немедленно остановить осмотр и оповестить судмедэксперта.
Судмедэксперт Лихман приехал в Старые Вязы во второй половине дня. Он был в бодром расположении духа. А все потому что, пару дней назад вернулся из отпуска и был полон сил. В отпуске он побывал в Хайфе, на бар-мицве своего племянника, о чем и поспешил нам поведать. Он расписал чуть ли не поминутно весь праздничный день, при этом работая с трупом Краснова. Лихман останавливал свой рассказ лишь, когда у него возникали вопросы касательно дела.