Три года счастья
Шрифт:
Люди влюбляются в свои страдания.
Люди ищут свои страдания и находят их.
Элайджа Майклсон влюблен.
Влюблен в свои страдания.
Влюблен в дерзкую и властную волчицу, которая уже оставила свои следы в его жизни.
Но, если бы в жизни Хейли Маршалл не было Элайджи Майклсона?
Он обещал, что у нее всегда будет выбор и нашел свои страдания в женщине, которая носит ребенка его брата.
Хейли Маршалл не принадлежит ни ему, ни Никлаусу.
Она могла освободиться
Ее будущей ребенок – часть ее души и сердца.
Элайджа Майклсон – ее любовь.
Разве стоит искать объяснения любви? Разве стоит искать оправдания любви?
Только с ним она в безопасности.
Хейли и так напугана : Клаусом, тем, что вскоре станет матерью, войной между вампирами и ведьмами, которая разразилась в городе.
Элайджа добор к ней, заботится и беспокоится за нее, переживает, готов разорвать любого, кто не так посмотрит на нее.
Она не могла не влюбиться.
Не мог отказаться от своих страданий.
Привык жертвовать собой ради других и страдать.
— Ты чуть не умерла. За тысячу лет не было случая, чтобы я так… испугался.
— Элайджа…
Каждый из них был бы пустым. Элайджа напуганный тем, что она могла умереть. Хейли тем, что нельзя поддаться чувствам.
Им не хватало бы того, что они составляли друг для друга. Они бы разрушились, не имея себя…
Хейли много думала о том, что было бы если бы она не тогда не переспала с Клаусом от выпитого алкоголя и желания?
Элайджа размышлял вечерами сидя в своей комнате о том, как бы его жизнь могла измениться, не прощал бы он миллионы раз своего брата. Мог бы он рассказать Хейли о том, что чувствует видя ее, как внутри его все вздрагивает, полыхает огнем. Мог бы он обрести покой с Катериной и никогда не встречать на своей пути дерзкую волчицу улыбка, которой сводит с ума. Нельзя. Нельзя чувствовать и любить. Он Клаус его брат, а кровные узы важны и у Элайджи Майклсона долг перед семьей.
Наплевать.
Хейли берет, что желает.
Элайджа всегда жаждал того, что не принадлежит ему.
Весь образ Элайджи Майклсона : его высокомерие, принципиальность, сила, статность первородного вампира кричат про абсурдность такого романа. Романа с женщиной, которая является матерью его племянницы. Пустышка ведь, на одну ночь, как думал его брат и Клаус забыл бы ее, если бы не беременность. Элайджа бы никому не позволил считать Хейли Маршалл пустышкой, женщиной для развлечения. Но он создал образ такого вампира, который демонстрирует власть одним взглядом, может убить и вытерев руки белоснежным платком двигаться дильше и влюбиться в волчицу без имени, дома, воспитания и ума, это логично?
У любви нет логики.
Нет логики, а Хейли Маршалл
Элайджа Майклсон ее.
Элайджа Майклсон желает только, чтобы Хейли была счастлива и он впускает в свою жизнь эту женщину. Впускает вместе с этим поцелуем.
Но сейчас это неважно. Хватит вопросов. Им нужны ответы.
Им нужно было разобраться в том, что это чувства взаимно и это чувства на двоих.
Этот поцелуй дал ответы на все вопросы.
Тлен – это прах, пыль ничего.
Это ведь ни к чему хорошему не приведет, но губы Хейли сладкие-сладкие на вкус и нет желание разрывать этот поцелуй. У Элайджи Майклсона только одно желание – узнать, каково это быть любим именно этой женщиной : вольной, своенравной, той, которая всегда добивается чего пожелает.
В Новом Орлеане война.
Вечная война.
Война, которая сопровождается криками и кровью.
Криками самого Никлауса Майклсона, которого превзошли ведьмы.
Кровью его новорожденной дочери и Хейли Маршалл, горло которой перерезала Моник.
Клаус Майклсон видел, как она задыхается, видел темно-алую кровь, которая струйной спускалась с нее тонкой шеи.
Она ушла.
Она умерла.
Ему сломали шею.
Шайка ведьм превзошла Клауса Майклсона.
Элайджа укушен, да и сперва ему кажется, что мертвая Хейли – это иллюзия, такая же иллюзия, как и испеченная кровью белоснежная рубашка .
— Она ушла.
Клаус говорит, а он не верит, только и смог, что упасть на колени перед братом, который
держал тело Хейли.
Она ушла и осталась только боль. Безграничная боль и слабость, с которой он не в силах бороться.
Проиграл.
Упал на колени в церкви перед ее трупом, коснулся волос и ему бы плакать, скорбеть, только слез нет.
Клаус говорит о том, что Элайджи нужна кровь и его укусили, но ему плевать, что будет с ним, он ведь первородный и переживет, а Хейли не пережила. Она мертва.
Мертва.
Перед глазами все расплывается и Элайджа касается ее лица, но видит не Хейли.
Горло перерезали Катерине.
Это она мертва : невинная и чистая крестьянка Катерина.
С тем, что отняли эту душу Элайджа Майклсон бы просто не смерился, не пережил бы этой утраты и отнимал бы жизни невинных в ответ.
Но в смерти Катерины и Хейли виноват один человек – Никлаус Майклсон.
Именно он заслуживает смерти, а не искупления.
Он может винить только своего брата.
Ему не хорошо, голова кругом сил нет, но война в самом разгаре и все, что может сделать
Элайджа это – кричать. Кричать, срывая голос, на брата, который сидел на ступеньках к алтарю.