Три года счастья
Шрифт:
Хейли ведь не желала всего.
Не желала принимать себя новую.
Не желала принимать то, что ее дочь растет вдали от нее.
Элайджа застаёт Хейли в ванной комнате.
Свет от плавившихся свечей и шум воды и окровавленный труп последней убитой ведьмы.
Она плачет днями.
Она питается ночами.
Пол испачкан кровавыми, волчьими следами, которые сменяются человеческими.
Вспоминая дочь она только желает разорвать любого, кто отнял малышку у нее.
Винит себя, потому что не смогла уберечь ее, сделать
Ей плевать и кажется Маршалл больше волнует количество пены или настоящей ли венецианский хрусталь в этой люстре.
Элайджа думает, что так лучше и пусть Хейли никогда не узнает о разговоре с его братом, который состоялся вчера, в мастерской Никлауса: —Только ты сможешь ее освободить, Никлаус.
— Как жаль, что мне наплевать, дорогой братец.
— Мне не наплевать…
— Так пусть Хейли станет твоей заботой, Элайджа.
— Я не смогу научить ее тому, чему сможешь научить ты.
— И чему же я могу научить Хейли?
— Наслаждаться пролитой кровью. Только так она обретёт свободу и утолит голод монстра.
Она ненавидит себя, не желает так жить. Вечность угнетает ее.
— Думаю, я смогу преподать ей урок, как разрывать тела и мириться с вечностью. В котеле, где много ведьм, которых так ненавидит Хейли. Она ведь сконцентрировалась на ненависти. Я прав?
— Все именно так.
Элайджа замер на пороге ванной комнаты, смотрит только на нее и видимо ей стало легче, после всей пролитой крови.
— У тебя была насыщенная ночь.
— У меня был паршивый день, так что мы с Клаусом отправились в Котел. И можешь представить, наткнулись на ведьм.
— У меня был паршивый день, так что мы с Клаусом направились в котел. Можешь представить! Мы наткнулись на ведьм.
Элайджа ухмыляется, не отводит взгляда, а Хейли кажется погружается в свои воспоминания.
Он был впечатлен ее острыми ключицами и тонкими запястьями, пытался рассмотреть татуировку, но пена для ванны мешала ему прочитать надпись.
Она могла тонуть в этой ванной и пролитой крови. Она ведь убила не только ведьм, Франческу, но и восьмерых ее же вида.
Он мог тонуть в ее глазах, что всегда смотрели на него чуть свысока. Гордая. Уверенна. Эгоистичная. Своенравная волчица.
В глазах он всегда видел грусть и желание уйти. Уйти в горы и обрести свободу.
У Хейли Маршалл было, есть и будет все, чего бы она ни пожелала.
Элайджа Майклсон позаботится об этом, а ее заботит только крики ведьм и багряная кровь, которой было испачкано ее лицо.
” На холмах проливаются слезы.”
“Крокодилов, заблудившихся по дороге.”
Хейли проливала слезы. Уже какой день. Именно такой ее и находит Клаус в комнате их дочери. Она ведь сама разгромила детскую и винить ей стоит только себя. Разве мать может бросить своего ребенка? Она улыбнулась, только единожды, когда услышала из уст Майклсона имя: — Ее имя Хоуп. Имя нашей дочери.
Она знает, что ее ребенок и вправду надежда
Она была матерью, а стала монстром.
— Идем, волчонок.
— Куда мы идем, Клаус? Отвали от меня. Я желаю только выпить виски. Понимаешь, я увила восьмерых волков, Франческу и легче мне не стало. Только хуже, а алкоголь притупляет эту боль.
— Развлекаться.
Развлекаться, проливать кровь.
Ее тело напряжено, словно натянутая струна, которая может лопнуть в любую секунду и Хейли Маршалл уже какой день не смыкает глаз, пила алкоголь, проливает слезы и тонет в крови, ломает кости, раз за разом стонет от боли обращаясь в волчицу, только чтобы убежать.
Убежать от себя.
Убежать в горы.
Убежать, разрывать острыми зубами любого, кто встанет у нее на пути.
Убежать, чтобы быть свободной.
“Я сказала, что люблю тебя, так что я не должна быть одинока.”
Хейли шагает за Майклсном, опустила взгляд и смотрит на асфальт. Это лучше, чем смотреть ему в глаза. Его взгляд словно сжигает ее, но Клаус Майклсон ни в чем не обвиняет ее, ведь он не святой.
Разные?
Теперь она связана с ним дочерью.
Теперь они не могут быть одиноки, порознь.
Теперь их двое.
Две искалеченные души.
Теперь одиночество на двоих.
— Я же обещал тебе, что мы будем бороться с врагами, как семья.
А не такой уж и подонок, псих этот Клаус Майклсон, если желает поддержать ее, крепко держит за руку, словно говорит, что они вместе будут бороться с их внутренними демонами. Он ведь проходил через то, что сейчас проходит Хейли. Он терял контроль, вырезал деревни и тонул в крови. Ему было наплевать, потому что в те моменты внутренней монстр срывался с цепи и оказывался на свободе. Он мог убить любого, кто посмеет не так посмотреть на его, сказать что-то или испортить его одежду. Любого. Плевать кого, только бы подчинить внутреннего монстра себе и почувствовать свободу. Внутреннюю свободу, словно ты забрался на вершину горы и дышать вовсе не тяжело, а так легко и легкие заполняет такой необходимый кислород. Просто желал поддержать мать своего ребенка, но Хейли наплевать, убирает руку, идет вперед.
Вместе.
Только ей наплевать.
Только она думает, что она умерла и обращение стало ее концом.
Голод не утолим и легче сдаться, уйти в горы и встретить рассвет в одиночестве и чувствовать.
Чувствовать демонов под кожей.
Кури быстрее, снаружи.
Люби сильно, но в конце мы убьем их всех.
Солнце поднимается слишком рано, мой Валентин?
Дьявол знает, что нужно ей сейчас.
Жалкое сборище ведьм, которых они вскоре разорвут в клочья.
Клаус уверен в этом, просто покручивает в голове, то как через несколько секунд его клыки прокусят сонную артерию молодой девушке. Она напугала, ее тело дрожит, ведь она видит демона. Демона ночи.