Три лилии Бурбонов
Шрифт:
По мнению Ришельё, спасение королевской мадам заключалось в следующем:
– Герцогиня должна передать остатки государства и сына королю, чтобы он смог образумить своих зятьёв и продолжить войну против Испании, если только она хочет вернуть Пьемонт.
Кроме того, в замках и фортах герцогства, чтобы не допустить восстания народа и принцев, должны быть размещены французские гарнизоны.
– Королевская мадам, - пишет очевидец, - не выказывая удивления такой странной речью, ответила коротко и со своим обычным величием: что король должен быть заинтересован в сохранении её положения. Что честь Франции заключалась
На требование же отдать сына Кристина категорически заявила:
– Самой надёжной защитой герцогу всегда будет его мать!
Переговоры длились с сентября по октябрь и их атмосфера из семейной и сердечной в начале к концу превратилась во враждебную. Кардинал продолжал настаивать на своих требованиях: регентша должна передать герцогство Савойское под протекторат французов и отправить своего сына в Париж, где он воспитывался бы вместе с дофином. Однако Филиппо д’Алье, чьи убеждения в последнее время сильно изменились, советовал Кристине не делать этого и даже выступил в защиту отца Моно.
Королевская мадам сообщила брату, что её сын болен и попросила Феличе Савойского написать ей о том, что герцог не встаёт с постели, чтобы показать это письмо Людовику и Ришельё. После чего добавила, что французам нечего опасаться крепостей, где стоят верные ей гарнизоны.
Она даже предложила кардиналу взамен одного из фортов свои бриллианты, на что тот цинично ответил:
– Эти драгоценности не смогут защитить Ваше государство, поскольку даже Бог не в состоянии его спасти!
Желая убрать Филиппо д’Алье из Пьемонта, Ришельё снова предложил ему «высокое положение во Франции, королевскую благосклонность, а также безопасное и блестящее будущее». На что граф с достоинством ответил:
– Я присягнул на верность Савойскому дому, поэтому не могу предать и бросить мадам.
Потеряв терпение, Ришельё зашёл так далеко, что стал угрожать Кристине и Филиппо, обвинив их в аморальном поведении.
Однако ничто не помогло: поддерживаемая любовником, «эта несчастная женщина», как называл её Ришельё, держалась стойко, хотя ей пришлось впустить французские гарнизоны в Шамбери и Валь д'Аосту. С этого момента судьба Филиппо д’Алье, «дерзского молодого пьемонтца» (по словам кардинала), была решена.
В свой черёд, принцы, напуганные переговорами в Гренобле, отправили к Людовику ХIII, вернее, к Ришельё, графа Мессерати. Их требования был скромны: Кристина разделит с ними регентство, даст им обычные пенсии, 50 000 лир - старшему сыну Томаса и устроит его брак с дочерью герцога Лонгвиля, взамен же деверья королевской мадам обещали помочь французам отвоевать земли в Пьемонте, захваченные испанцами. Однако граф Мессерати вернулся ни с чем.
В октябре Ришельё приказал одному из своих лучших полководцев, Генриху Лотарингскому, графу д’Аркуру, принять командование французскими войсками в Пинероло. Тот привёл с собой в подкрепление 7 000 человек, по другим сведениям - 7 000 пехоты и 2 300 кавалерии, при том, что вся французская армия в Савойе на тот момент составляла 9 000 человек.
Когда истёк срок перемирия, д’Аркур атаковал Кьери, успешно отвлекая внимание от конвоя с припасами, отправленного в его гарнизон в Казале.
В марте 1640 года на помощь французам прибыло ещё 8 000 солдат. Несмотря на подкрепление, французская армия уступала испанской по численности в полтора-два раза. Но даже с такими силами можно было воевать на равных, что блестяще продемонстрировал д’Аркур, когда Леганес осадил Казале с 20 000 испанцами и 8 000 пьмонтцами во главе с кардиналом Маурицио. Мантуанский гарнизон насчитывал 1 000 человек и был усилен 300 кавалеристами и 200 французскими пехотинцами во главе с маршалом Ла Туром, а у д’Аркура было 2 300 кавалеристов и 7 000 пехотинцев. Вместе с французами сражались пьемонтские генералы Вилья и Пьянецца. Они штурмовали врага тремя колоннами, заняли окопы и вытеснили неаполитанскую пехоту, одновременно отбив контратаку испанской кавалерии. В результате 29 апреля испанцы отступили, оставив на поле боя 3000 убитых и раненых, 1800 пленных, 18 орудий, 24 флага, все боеприпасы и большую часть своего багажа. Причём многие утонули при обрушении моста.
Затем д’Аркур с десятитысячной армией двинулся к Турину. Но его опередил Томас со своими солдатами (1000 всадников и 5000 пехотинцев) и блокировал цитадель. 12 мая в Турине произошёл всплеск религиозного фанатизма: на горе Капуцинов отряд французских солдат-гугенотов застал врасплох нескольких беженцев, ищущих убежище в монастыре. Протестанты осквернили священное место и убили всех, кого могли захватить. Это преступление, типичное для Тридцатилетней войны, шокировало пьемонтцев. 13 мая французы полностью окружили столицу. Но в конце месяца, в свою очередь, были окружены новой армией Леганеса численностью 18 000 человек. На требование сдаться д’Аркур ответил:
– Я сдамся только после того, как лошади съедят всю траву вокруг Турина, а люди съедят всех лошадей.
– Образовался своего рода слоёный пирог из войск французов, итальянцев, опять французов и, наконец, испанцев, - иронизирует Беллок Хиллэр в книге «Ришельё».
Но это было ещё не всё: французский военачальник Тюренн возглавил молниеносные кавалерийские рейды против испанцев. Несчастные жители Турина теперь подвергались пушечному обстрелу со всех сторон, включая священную гору Капуцинов и их собственную цитадель.
После поражения при Казале испанцы не рискнули атаковать французов. Томас Савойский и маркиз Леганес обменивались сообщениями, стреляя пушечными ядрами, методом, называемым «пушечным курьером», и таким же способом осаждающие получали соль и лекарства. Первым не выдержали нервы у Томаса. Турин стал могилой амбиций принца: он не мог позволить себе содержать столицу, не мог управлять из неё и не мог покинуть её. Потому был вынужден умолять о прекращении огня. Убеждённый, что Леганес намеренно стремится подорвать его авторитет, Томас вступил в переговоры с д’Аркуром и 24 сентября удалился на свою базу в Иврее. Леганесу же ничего не оставалось, как отступить