Три Мира Надежды
Шрифт:
– Я - богиня Кали. Госпожа смерти. Мой взгляд срывает покров иллюзий и обнажает истинную природу вещей. По моему желанию даже время останавливает свой бег. Я устраняю преграды и указываю путь, ведущий к спасению. Ты не узнала меня?
Этан промолчала, и женщина подошла ближе.
– Ты ведь чувствовала мое присутствие у того города близ Аноры, не так ли? Но ты убила этого психованного извращенца почти случайно, защищая себя и мальчишку, и потому не смогла увидеть и услышать меня. А вот сейчас ты окончательно проснулась. И полностью готова.
– К чему?
– с трудом двигая пересохшими языком и губами, спросила Этан.
– Принять мою помощь, Этан, - богиня ободряюще посмотрела на нее.
– Моя умница! Ты смотришь прямо на меня! И как хорошо держишься! Я не ошиблась в тебе. Из людей вашего Мира только Кэллоин умеет
Кали подошла еще ближе.
– Значит, ты желаешь мстить?
– она осторожно, не грубо, но властно взяла ее за руку.
– Я помогу тебе. Назову имена. Укажу пути и открою все двери. Дам силу и власть. Бедная девочка. Грязный слабоумный ублюдок убил твоих родителей. Чума забрала всех родных. И единственный человек, который пожалел тебя
в трудную минуту, был вероломно убит бессердечным и жестоким Марием. А теперь ты потеряла последнего из близких - Лодина. Но, только пожелай, Этан - и больше никогда не будешь одна. Скажи, кого ты хочешь видеть во мне? Сестру или маму? Наставницу и учителя? Подругу и возлюбленную? Нет ничего невозможного, Этан. Посмотри на меня - и я подарю тебе Ольванс. Улыбнись мне - и я брошу к твоим ногам Сааранд. Стань моей - и получи власть над этим Миром.
Глаза Кали проникали в душу, пьянили и дурманили, и не было сил отвести взгляд. Богиня оказалась совсем рядом, и ее поцелуй вдруг обжег губы Этан. И больше никого не было в комнате. Этан стояла одна, ее сердце колотилось, как в лихорадке, воздух с трудом проходил в легкие, но голова была ясной и чистой, как никогда. Она глубоко вздохнула несколько раз, потрясла головой, осмотрелась.
“Показалось?”
Но губы все еще горели от поцелуя богини.
“Все пообещала, и ничего не дала”, - грустно улыбнувшись, подумала Этан, и вышла на улицу. Стоявший у двери скромно одетый неприметный человек примерно сорока лет опустился перед ней на колени.
– Я Тавнин, глава тайного Ордена святых убийц богини Кали, - тихо сказал он, целуя землю у ее ног.
– Приказывай, моя Госпожа.
– Встань!
– отшатнувшись, приказала она, и мужчина с готовностью поднялся. Этан внимательно осмотрела его. Он спокойно выдержал ее взгляд.
– Мне приказано служить тебе. Просто назови имена врагов. Или любого, кто мешает, либо может помешать. Я жду, моя Госпожа.
– Мои враги очень сильны и могущественны, Тавнин, - усмехнулась Этан.
– Десятки воинов и магов охраняют их…
– Это не имеет значения, - прошелестел тихий голос.
– Назови имена и жди.
– Ну что ж, проверим, - сказала Этан.
– Ты запомнишь или будешь записывать?
– Бумаге нельзя доверять, моя Госпожа. Говори, у меня хорошая память.
Через три дня самопровозглашенный великий герцог Ольванса при большом стечении народа торжественно открывал памятник безвинно пострадавшему от преступных рук сатрапа центральных властей губернатору Хангину. Было сказано много красивых слов, оболваненный народ ликовал, женщины плакали от умиления, мало что понимающие дети приносили цветы, складывая огромные охапки у подножия монумента. Опьяненный своим триумфом, Делснин даже забыл на время о досадном происшествии в одном из домов на Мельничной улице. Расследование смерти Челнита не дало результатов. Несмотря на официальное заявление о том, что смерть переутомившегося писателя вызвана апоплексией, в народе поползли какие-то нехорошие слухи, подогреваемые странными похоронами в закрытом гробу. Все это было очень некстати
и сильно встревожило герцога. И потому торжества по случаю открытия памятника проводились с особой помпой. И сейчас ему казалось, что все-таки удалось отвлечь падких на бесплатные развлечения и дармовое угощение жителей Гиниаза от нежелательных мыслей. Благодушное настроение испарилось, когда один из стоявших в оцеплении солдат молнией метнулся к нему. Телохранители самозваного герцога повисли на нем, и лишь легкая царапина красовалась теперь на плече правителя. Бледный лекарь торопливо перевязывал рану, а телохранители в это время старательно и напоказ избивали несостоявшегося убийцу.
– Хватит, - величественно отстранил медика герцог.
– И вы оставьте его! Напав на меня, он совершил преступление против всего великого народа Ольванса и его ждет суд, на котором он назовет своих сообщников. Никто не останется безнаказанным!
Под аплодисменты
– Боги хранят меня для великих дел, и не тебе, ничтожный, вмешиваться в их волю, - громко сказал он, глядя в толпу.
– Ты умрешь страшной смертью, - продолжая широко улыбаться, прошипел террористу Делснин.
– С радостью, - с каждым словом выплевывая кровь из разбитого рта, сказал убийца.
– Я всего лишь орудие, жалкое и ничтожное. Но никто и никогда не сможет уйти от гнева богини Кали.
Лицо герцога стало белым, как мел.
– Что ты знаешь об этом? Чем прогневал я Госпожу смерти? Говори - и я подарю тебе жизнь!
Убийца презрительно засмеялся ему в лицо.
– В темницу его!
– повернулся к начальнику охраны Делснин.
– Пытать! Узнать все! Слышишь?
На следующее утро покушавшийся скончался от пыток, не сказав ни слова. А плечо Делснина распухло и покраснело. Обеспокоенные лекари не выходили из его покоев, но поделать ничего не могли. К вечеру отек захватил всю руку и распространился на шею, боль была такая, что герцог непрерывно выл в своей постели, пугая придворных и дворцовую обслугу. Через три дня он умер, и смрад от его разлагающегося на глазах тела был таким, что в обморок падали даже ко всему привыкшие служители похоронных контор. И только они, завязав лица платками, смогли за гробом дойти до могилы. Без всяких речей сбросив гроб в приготовленную яму, они быстро забросали его сырой землей и только после этого смогли вздохнуть свободно. В течение следующих двух недель были убиты еще двенадцать высших сановников Ольванса, а потом - те, кто пришел им на смену. В большинстве случаев убийцы попали в руки охраны, но не сказали и слова, и страх охватил руководство Ольванса и столичного города Гиниаз. Регент закрылся
в дальних покоях дворца, принимая только самых близких людей, которые перед тем, как войти к нему, должны были раздеться донага. А потом стали погибать наиболее одиозные чиновники в других городах, а заместители стали увольняться, не желали занимать их место. И никто даже и подумать не мог, что за этими смертями стоит совсем юная скромно одетая девушка, которая снимала сейчас маленький дом на окраине Гиниаза. Власти привычно ответили репрессиями - направленными в никуда, слепыми, жестокими
и абсолютно бессмысленными. Правительство, словно взбесившийся великан, крушило все вокруг себя, и стало только хуже. Лояльно либо индифферентно настроенные обыватели готовы были подчиняться властям и играть по установленным ими правилам, но правил больше не существовало. Ничего не понимающие люди зверели, чувствуя себя совершенно не защищенными и не зная, кто и почему будет арестован на следующий день. А чиновники,
отдающие приказы об арестах, и судьи, послушно и бездумно
выносящие приговоры, вдруг тоже стали массово погибать, и чудовищный маятник сорвался с цепи, покатился, подминая под себя уже и вовсе случайных людей. В обстановке нарастающего страха и хаоса сводились старые счеты, избавлялись от кредиторов и слишком долго живущих богатых родственников. Улицы крупных городов вдруг оказались во власти неведомо откуда взявшихся вооруженных людей. Это были тщательно подготовленные еще прежним великим герцогом “ангельские сотни”, которые, почувствовав свою силу, не подчинялись теперь уже никому. Они захватывали муниципалитеты, облагали обывателей “патриотическими” налогами и с показательной жестокостью расправлялись со всеми, кто пытался хотя бы на словах возражать им. В больших городах и маленьких селах люди с тоской вспоминали старые времена, проклинали правительство и власть неведомо откуда взявшихся герцогов. А многие из новых руководителей муниципалитетов на местах уже начинали отказываться выполнять приказы регента, создавать отряды самообороны и территория, контролируемая лояльными ему людьми, неуклонно сокращалась. Через полтора месяца после убийства Делснина, Тавнин, как обычно, пришел с докладом к Этан. Его секта понесла тяжелейшие потери, но это не волновало служителя Кали. Распоряжения Госпожи следовало исполнять, словно волю богини, и ничтожные жизни смертных людей, даже его собственная, не имели никакого значения. Значение имело только своевременное исполнение приказов. Получив очередные инструкции, Тавнин вышел во двор и, направился было к калитке, но внезапно остановился, поглядел вокруг, и быстро повернул обратно. До двери он добежать не успел - упал, пронзенный десятком стрел и болтов арбалетов.