Три мокрых дела
Шрифт:
Палец был тонкий и без всякого намека на загар. К Айрике он совершенно не приставал. Всю жизнь прожила, можно сказать, на курорте, а так и осталась бледной, как привидение. Палец обвивало колечко в виде серебряной змейки с глазками из двух крошечных бриллиантиков. Этого кольца Бран у Айрики не видел, но вообще украшения она любила, причем такие же светлые, как она сама.
Бран снова посмотрел вниз. На первый взгляд выглядело так, будто бы убийца, карабкаясь по крыше, уронил трофей. Тот скатился по черепице, но попал на трещину и его не смыло дождем. Впрочем, даже если
– Слишком всё просто, – проворчал Бран.
На причале стоял пляжный шезлонг с ярко-зеленым зонтиком. В шезлонге кто-то сидел. С крыши детектив видел только вытянутые ноги в черных штанах и армейских ботинках.
Бран коротко свистнул. Ноги исчезли. Затем из-под зонта вышел старик в коричневом плаще с черепом на левом плече. В правой руке он держал рацию. Заметив на крыше детектива, старик подошел ближе.
– Привет, Дед, – громко сказал Бран.
– И тебе привет, Бран, – неспешно отозвался старик. – Как жизнь? Есть чем хвастаться?
– Нет, – сказал Бран.
Настоящий стопроцентный соманиец обязательно должен был бы ответить: "пока нет". Вера в светлое завтра у них в крови. Иногда Брану казалось, что они вообще видели жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой ей надлежало стать в самом недалеком будущем. Даже те, кто уезжали, говорили, что это временно, до того момента, когда всё наладится, причем все как один использовали слово "когда", а не "если". Вот и старик сказал:
– Ну ничего, скоро наладится.
Сказал с такой убежденностью в голосе, словно доподлинно знал, что вот прямо завтра настанет, наконец, светлое будущее. То самое, которое им, кстати, клятвенно обещали в самом начале восстания и ради которого потом развязали настоящую гражданскую войну. Бран коротко кивнул. Мол, конечно наладится. Когда-нибудь. Правда, вряд ли завтра и уж точно не сегодня. Сегодня день для этого был совершенно неподходящий.
– Скажи, Дед, здесь по крыше сегодня никто не шастал? – спросил Бран.
– Кроме тебя, никого не видел! – ответил старик. – Но мне снизу только край виден. Если посередине да пригнувшись, то прошмыгнуть можно. Погоди-ка!
Он включил рацию. Вначале сам сказал в нее несколько слов, потом, наморщив лоб, вслушивался в то, что ему отвечали.
Бран посмотрел на город. Последний раз он глядел на Соманию с этой точки год назад, и тогда она казалась сплошь дымящимися руинами. Миротворцы, прибывшие остановить кровопролитие, внезапно атаковали ополченцев с моря. Причем эти не церемонились. Результат, конечно, был, но такой ценой, что даже военные взбунтовались. После нескольких стычек с армией миротворцы умерили пыл, но к тому времени прибрежные кварталы уже лежали в развалинах.
Новое правительство пообещало их полностью восстановить. Правда, выполнение обещания всё откладывалось и откладывалось, но жизнь сама брала свое. Дымы исчезли вместе с пожарами. Люди, заново обживая те дома, что меньше пострадали, своими силами приводили их в порядок. Аварийные здания накрыли веселенькой зеленой сеткой и они постепенно разваливались под ней, не портя
– Бран! – окликнул снизу старик. – Мои ребятки говорят, что на крыше никого не видели, но за ней никто и не следил. Наша задача – периметр. Чтоб никто без разрешения не пришел и не ушел. Никто не выходил и с крыши не спрыгивал. Это точно. Про сегодняшних актеров все наслышаны, так что клювом никто не щелкает.
– Ясно, – сказал Бран. – Спасибо.
– Так обращайся, – отозвался старик. – Случилось чего?
– Случилось, – ответил Бран. – Но Фальки на месте и под охраной, если ты о том.
– О том, о том. С остальным ты сам справишься.
Бран хмыкнул, поблагодарил старика за доверие и зашагал по крыше в сторону башни. У окна он обернулся. Отсюда он видел лишь верхушку зонтика и торчащие из-под него ботинки. Стало быть, и старик не видел того, кто тут ползал. Других "черепов" в поле зрения тоже не наблюдалось, а ведь здесь было единственное место, где тот, кто ползал по крыше, должен был выпрямиться во весь рост. Если, конечно, он действительно влезал хоть в это окно, хоть в соседнее.
Кроме окна в кабинет Айрики, на крышу выходило еще одно. Бран заглянул туда через стекло. Внутри было пусто. Бран проверил окно. Оно оказалось заперто. Тогда детектив вернулся к кабинету Айрики, открыл окно и легко перемахнул через подоконник, в последний момент вспомнив про кровь на полу и не наступив в нее.
Тело по-прежнему лежало на столе. Дверь открылась. Открыл ее Торек, но первым внутрь заглянул полицейский. При виде тела его всего передернуло.
– Как видите, сюда можно свободно попасть с крыши, – сказал ему Бран, указав на открытое окно. – Так что, охраняя место преступления, будьте любезны держать его в поле зрения.
Полицейский судорожно сглотнул и кивнул. В руке он держал полиэтиленовый пакет с кистью и стопой Айрики. Рука полицейского заметно подрагивала. Бран забрал у него пакет и вложил туда палец.
– По крайней мере, каннибалам не достанется ни кусочка, – сказал детектив Айрике.
Та, понятное дело, не ответила. Лишь дуновение ветра едва уловимо скользнуло по щеке. Более впечатлительный человек счел бы это знаком благодарности от покойной. Бран лишь закрыл окно и запер его на задвижку. Затем он пристроил пакет на полку, где стояла подставка от тесака.
С портрета на него высокомерно глядел генерал Гравел. Мол, все вы – просто неудачники. Собственно, он и вживую эту мысль не стеснялся озвучивать, хотя, если брать в целом на круг, то по итогам "политики примирения" неудачниками умудрились оказаться все стороны конфликта.
Правительству пришлось-таки уйти в отставку. Оно, конечно, тоже было демократическим, но, как оказалось, недостаточно. Опять же, обещанные реформы так и не провели. Между прочим, четверть века прошло! Спасибо, конечно, коммунистам, что смогли создать запас на много лет вперед, но сколько можно проедать их наследство? В общем, попросили правительство в полном составе на выход.