Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
— Марьян, ты что, шуток не понимаешь?
Дылда на удивление резво вскочила на ноги. Вдвоем с Мишкой мы наглухо блокировали коридор.
— Прочь с дороги!
Марьяна неловко размахнулась и со всей дури брязнула меня по уху. Театрально обхватив голову, я медленно сполз по стене.
Мишка забрал ненужное теперь пальто и усадил злостную каратистку рядом с ее жертвой. Каратистка уткнулась носом в одну из моих макушек и зарыдала. Делать нечего. Я подхватил Марьяну подмышки и повел в гостиную. Бледная и застегнутая на все пуговицы
Ну уж нет! Меня распирала злоба и неудовлетворенное желание.
Я грубо перевернул Марьяну на живот и с большими техническими трудностями поставил раком, заголив необходимые и достаточные для соития тридцать квадратных сантиметров.
До этого она предпочитала (не знаю, вообще или только со мной) рабоче-крестьянское положение. Так сказать, posa nostra. Что ж, придется потерпеть.
Рыжая тыква ритмично стукалась о шкаф, коленки разъезжались в разные стороны. Марьяна икала и отбрыкивалась.
Образ Снежаны помог мне уложиться в пять минут. Когда все уже было позади, я поправил галстук и завернулся в Инескино одеяло. Марьяна захрапела. Это даже не сон — наркоз какой-то.
В гостиной было пусто. Из кухни доносились голоса. Разговор ни о чем. Я плюхнулся на ближайшую полуторку.
Разбудил меня запах бразильского кофе.
Полседьмого. Я потянулся. На соседней койке, строго по центру, спала Снежана. Патетически розовая от солнечных лучей, которые пробивались сквозь тюлевую занавеску.
Стараясь не шуметь, я оделся и прошел на кухню. Мишка курил у раскрытого окна. На „уголке“ валялись подушка без наволочки и одеяло.
— Как успехи?
— Как видишь.
— Не обижаешься?
— За что? Нормальный вечер. Ты меня здорово развеселил. Ну, тогда с бутылкой.
— Обычный телекинез, — я налил себе кофе, — Не проводишь подруг? Мне на службу, а они будут спать долго.
— Безработные, что ли?
— Скользящий график.
— Ладно. Далеко проводить-то?
— До двери.
Я обжегся и поставил чашку на стол.
— Пора.
Мишка выкинул сигарету и закрыл окно.
— Если я правильно понял, настала минута горького расставания.
— Еще не настала. Приходи семнадцатого. Официальные проводы.
У главного входа гостиницы „Космос“ собралась вся группа прилета. Ребята курили и обменивались вчерашними впечатлениями. Я обшарил карманы в поисках сигарет. Безрезультатно. Дурак, вчера взял только одну пачку.
Подмышкой у Леонида Никаноровича торчал блок „Кэмела“ без фильтра. Скорее всего, заморские спонсоры выделили для поощрения рядовых членов оргкомитета.
Я нагло потребовал поощрения. Косясь на мою помятую физиономию, Леонид Никанорович с треском (и скрипом) разорвал целлофановую обертку.
Группа
Из урн торчали буклеты, рекламирующие продукцию спонсоров. Шефиня раздавала ценные указания. Я прошмыгнул в туалет.
Омар застегнул ширинку, бегло оценил мое состояние и вытащил из своего саквояжа бутылку подозрительной формы.
— Что ото?
Омар показал этикетку. Сорок градусов. Мейд ин Эстониа.
— Не отравимся?
— Семи смертям не бывать…
— Откуда?
— Профессорша привезла.
— Сейчас?!
— Утром. На кафедру. „Мальчики, вы живы?“, — Омар очень похоже сымитировал игривые интонации Нелли Алиевны. „Мальчики“… Уже стукнули.
— Не ссы, — Омар открутил пробку, — Мы брились, мы умывались, мы не могли выйти из туалета. Оставила сухим пайком.
Я осторожно прополоскал горло. Ну и дрянь! Наверняка презентовал кто-то из курсантов соответствующей приписки.
К нам присоединился Тагир — маленький веселый ординатор из Дербента.
За дверью послышались шаги. Мы нырнули в свободную кабинку.
Омар запрыгнул на толчок.
— Зачем?
— Ноги же видно.
Тагир хихикнул.
И куда только их Аллах смотрит?
На открытии любого международного симпозиума, конгресса или конференции организаторы пространно благодарят спонсоров, городские власти и новое мышление, не забывая при этом упомянуть свои скромные заслуги.
Я хорошо поспал на галерке.
Второй час посвятили вопросам профессионального отбора и подготовки анестезиологов.
За бугром после четырех лет института ты никто. Или почти никто — врач общего профиля. Восхождение на медицинский Олимп начинается четырьмя годами резидентуры или, по-нашему, ординатуры. На самом деле где четырьмя, а где поменьше. Например, в Непале достаточно года. В Союзе ты считаешься „узким“ специалистом через полтора-два месяца занятий на „рабочем месте“ в ближайшей многопрофильной больнице. Рекорд, как всегда, за нами.
Да кому он вообще нужен в „совке“, этот „профессионанизм“?
Доходы всех трудящихся равны — и гениев, и бездарей. И те, и другие уверены в завтрашнем дне — ежесуточной тарелке борща, шматке сала и чекушке „Русской“. И никаких кругосветных путешествий.
Перешли к достижениям. За отчетный период Всесоюзное научное общество анестезиологов-реаниматологов приняли в ряды ВФОА. Правда, с членским взносом вышла неувязочка. Оказывается, он пропорционален количеству анестезиологов в стране. А их у нас десятки тысяч. Решение подсказал Берег Слоновой Кости, представитель которого занял очередь в кассу чуть раньше. И заплатил за пятьсот восемьдесят голов. Джентльменам верят на слово. Тем более — джентльвуманам.