Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Я вытащил новую пачку.
— Предлагаю раз и навсегда положить конец разногласиям.
Оценка прелестей своей дамы — дело субъективное. Даже заинтересованное лицо толком их описать не может. Да и зачем описывать? «Густые волосы цвета воронова крыла, большие карие глаза, очки в роговой оправе (Паша мечтает поиметь учительницу, но пока безрезультатно), пышная грудь, осиная талия, стройные ноги». Долго и расплывчато. Кто-то предпочитает редкие седые волосы, раскосые глаза и контактные линзы. Есть идея, — мы закурили, — Переведем все на язык цифр. То есть
— Не согласен. Десятибалльная шкала — громоздко. К тому же самая что ни на есть замухрышка получает пять баллов. А насчет «квалификации»…
Как быть с теми, кто тебе не дал? Пока или вообще.
— Да, ум не пропьешь! За доморощенную Вирджинию Апгар [22] ! — мы сдвинули бокалы.
— Кстати, она недавно умерла. Если верить Нелли Алиевне.
— Батырихе виднее. Информацию получает из первых рук. Тоже повод, — Паша снова налил, — Царствие небесное выдающемуся акушерскому… акушерской… в общем, анестезиологу.
22
Автор шкалы для оценки состояния новорожденного
— Итак, про что я?
— Про баллы. Баллы-баллы, зае…
— Да. Сделаем, как в кибернетике…
— К-ебени-матике.
— Ага. Есть качество — один, нет — ноль. Вместо квалификации — «прикид».
На том и порешили. Паша исчез на пару минут и вернулся с двумя ампулами рогипнола.
— Где взял?
— Из тумбочки.
— А серьезно?
— Где взял, там уже нет. Давай по одной, чтоб спать без сновидений, — и проглотил свою порцию.
— Нет, Пашуль, я…
— Опять блядки? Опять меня бросаешь?
— Так получилось. Обо всем уже договорились.
— А у меня нельзя было?
— Везти девку к двум мужикам? Я сам с ней едва знаком.
— Первая ходка?
— В том-то и дело.
— На сколько потянет?
Я на мгновенье задумался.
— Твердые три с половиной.
— Что так?
— Вывески я видел и получше.
О прочих отсутствующих достоинствах Паша, наверное, и сам догадался.
— Тогда ладно. Желаю удачи. Дверь захлопни, — он уже прикимарил.
Остаток вечера и большая часть ночи прошли без сучка, без задоринки. Снежана удивила меня своей пунктуальностью. Гости уже освободили территорию. Под объедки с барского стола мы раздавили последний пузырь. Подруга по имени Антонина Васильевна — больше про нее добавить нечего — благоразумно удалилась. О чем ей думалось там, за стенкой? И спала ли она вообще?
Не чувствуя обычной для меня «скованности первой палки» (психиатры называют это неврозом ожидания) — ведь позавчера все уже почти свершилось, — я раскрылся, как бутон. Точнее, батон за шестнадцать копеек. Мой разум, мои нервы, мышцы, кости, кровь и прочие жидкости организма (исключая мочу) сосредоточились на обладании
Девушка легко, непринужденно, пожалуй, даже профессионально перевернула меня на спину. Губы, ярко-красные даже без помады, скользнули по члену идентичной окраски и остановились в нескольких сантиметрах от моего лобка. Да, такое увидишь нечасто!
Мне показалось, что сейчас в мой задний проход засосет простыню.
И никакого насилия — укусов, царапин…
Когда совсем рассвело, за дверью кашлянули. Ибо все трудящиеся по утрам ходят на работу, и я отношусь к их числу, правда, весьма скептически.
— Голубки, вам завтрак в постель?
Вмешательство Антонины Васильевны оказалось очень своевременным. Еще немного, и мои пещеристые тела покрылись бы мозолями. Или мозолистое тело растрескалось бы от переизбытка чувств.
Закрытие — самый короткий день симпозиума.
Света не расспрашивала меня о вчерашнем исчезновении. От имени четы Фройндов пригласила в ресторан. Так сказать, официально.
Дуров, окинув меня критическим взглядом, посоветовал, не теряя времени, ехать домой.
Терзаемый тщеславным стремлением к «золотому дублю», я направил стопы свои в сторону Венериной квартиры. Девушки дома не оказалось. Не особо огорчившись, я приехал домой, высосал пару бутылок «Клинского», поставил будильник на полпятого и отрубился.
В «Центральном» вино лилось рекой, тренькала балалайка, полуголые девочки в кокошниках присаживались на колени к фирмачам. Холодное сменялось горячим. Национальный колорит в ассортименте.
Нам зарезервировали большой стол у самой сцены.
Гостей представили друг другу. Гена снимает документальные фильмы. У Аллы — учительницы пения по профессии — год назад умер ребенок. Безутешная мать ударилась в спиритизм, парапсихологию, индийскую философию. Кажется, снова беременна. На вскидку — месяцев шесть.
Генрих метал купюры. Света внимала рассказам Аллы о переселении душ и невозможности жить в этой стране. Мы с Геной налегали на «Столичную» и «Винстон». Алла не обращала на мужа вообще никакого внимания. «Вот почему он такой худой», — подумал я.
Мы пропустили «Калинки», «Малинки» и «цыганочки». На медленный танец я пригласил Свету, Генрих Аллу. Гена подцепил какую-то размалеванную телку.
Света рассказывала об их ближайших планах. Два дня в Ленинграде и нах хаус. Я поймал себя на мысли, что ревную. Не ее, а их обоих к этой «левой» супружеское чете, ненавязчиво приклеившееся к русскоязычным иностранцам в ходе их короткого визита на историческую родину.
В одиннадцать мы с трудом выползли на улицу Горького. То есть выползли я и Гена. Дамы держались бодро. Генрих настаивал на продолжении.