Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Я примостился в уголке, съел ложку «оливье», пригубил «Салюта» и перекинулся несколькими дежурными фразами с докторами «кардиореанимации». И музыку, и телик уже упаковали. Так что придется обходиться без танцев. Да и пространства для танцев маловато.
Мишка тщетно пытался вырваться из цепких лап борцов за свободу евреев. Проводы все больше и больше напоминали поминки. Я вытащил сигарету. А, черт! Зажигалку дома забыл.
Вокруг одни некурящие. Поборники здорового образа жизни и безопасного секса. И это правильно — зануды не должны размножаться.
Зевая
— Огоньку не найдется?
Спины повернулись на девяносто градусов, и в образовавшемся проеме моему взору предстала фантастическая мулатка в цветастой блузке и короткой юбке. Она оккупировала единственный свободный табурет таким образом, чтобы каждый входящий мог рассмотреть ее полутораметровые ноги во всех деталях — от черных полусапожек до бежевых трусиков.
Я ощутил вкус шоколада во рту и небывалый прилив сил. «Коренной» кавалер, блокирующий прекрасную панораму, нехотя протянул мне зажигалку. Захват предмета перевел в рукопожатие.
— Олег Мальский, врач. «Коренной» оказался вольным фотографом, «пристяжные» — иконописцами с Арбата.
— Дездемона.
В левой руке вспотела сигарета. Я переложил зажигалку в карман брюк («коренной» поморщился) и припал губами к маленькой ручке с длинными пальцами. Разворот протянутой мне кисти исключал возможность любого другого приветствия.
Ее кожа пахла пармскими фиалками. Мне так показалось, хотя я и не знаю, как они должны пахнуть.
Дездемона продолжила разговор, прерванный моим появлениям.
Об импрессионизме, авангардизме, футуризме, ансамблях «Ху» и «Кью».
Я не такой уж серый. Могу поддержать богемную беседу. Когда трезвый — минуты три.
Чтобы как-то пополнить запасы своего красноречия (и давно пересохшие стаканы присутствующих), я удалился в прихожую. «Коренной» издал недовольный звук.
В прихожей, среди сумок, пакетов и «кейсов», затерялся мой побитый временем и часами «пик», но натуральной кожи и некогда английский, «дипломат», а в нем — бутылка дагестанского коньяка.
Через полминуты я вернулся — с горящей сигаретой в зубах и бутылкой наперевес. Общество заметно оживилось. Я бочком протиснулся к Дездемоне. Молча внимал волнующему контральто прекрасной незнакомки, пожирая ее несытыми глазами.
Однако время шло, а красноречие не прибывало. Голова гудела, под веками скреб песок. Чтобы поспеть домой до полуночи, я должен был отвалить полчаса назад.
— Что ж, мне пора. Сожалею, что не смог поближе познакомиться с вашими взглядами на этот вопрос.
— Какой вопрос?
Я вздохнул.
— У меня столько вопросов к вам накопилось… Можно я буду звать вас Мона?
Она рассмеялась.
— Меня все так зовут.
— Тогда до-свидания, — на последнем слове я сделал максимальное допустимое фонетикой русского языка ударение, взял Мону за
Мона осторожно высвободила руку.
— До-свидания.
Я пожелал Мише и Ире счастливого пути и благополучного обустройства на новом месте, а потом долго и нудно трясся в метро и электричке.
Я даже не спросил Монин номер телефона. Завтра обязательно позвоню Мишке.
Платформа конечной станции была мокрой от дождя. Я попытался прикурить, закрывая экспроприированную зажигалку зонтом. Бесполезно.
Вдалеке показался рейсовый ЛИАз.
Спасаясь от ветра, я поднырнул под лестницу и споткнулся о чьи-то ноги. Присел на корточки и в кромешной тьме нащупал крупное, по-видимому, мужское, тело в ватнике. Потормошил — никакой реакции. Обшарил тело в поисках открытых мест, где можно определить пульс. Под пальцами ощущалась только одежда — плотная, мокрая и грязная.
За ноги я поволок тело на свет.
Последние запоздалые пассажиры бежали к переполненному автобусу, лавируя между легковушками.
— Эй, кто-нибудь! Помогите! Человек умирает.
Поодаль остановился одинокий тощий силуэт в плаще и шляпе.
— Позвоните «03». Автомат за углом.
Интеллигент побежал к станции. Оставалось надеяться, что он не слиняет и точно объяснит наше местонахождение.
Где-то здесь должна быть голова… вот она. Я сдернул с лица недифференцированный головной убор и вытащил из кармана свой любимый носовой платок — непосредственный контакт при дыхании «рот в рот» негигиеничен.
Я стал на колени и набрал полные легкие воздуха. В мой измученный гипоосмией [23] нос ударил турбореактивный выхлоп — куда сильнее моего собственного.
Признаки жизни налицо.
Я поднялся на ноги, вытер руки и отшвырнул платок в сторону.
— Мать твою!
Глава 5
I-2 июня I990 года
Тяжело груженый 338-й автобус плыл по Щелковскому шоссе. С кислыми физиономиями пассажиры встречали новый трудовой день — последний на этой неделе. Все, кроме меня. Я ехал на Экзамен.
23
Снижение обоняния
Для водителей троллейбусов, а также инженеров, учителей, модельеров и актеров провинциальных театров моего возраста экзамены ассоциируются с неизбежным, оставшимся в далеком прошлом издевательством над неокрепшими умами. Похожим на визит к школьному стоматологу. Погребенным в памяти, как Хиросима и Нагасаки. Такое не должно повториться!
До недавнего времени и врачи могли десятилетиями почивать на сушеных лаврах, догадываясь о своем профессиональном уровне лишь по отзывам собутыльников. Да еще по сравнительным размерам гонораров. Система оценки не идеальная, но объективнее категорий и степеней.