Три побега из Коринфа
Шрифт:
— Однако вы сами убедитесь, что после моих слов деньги потекут к вам , как из родника вытекающего из скалы.
— Хорошо, тогда садись и говори! Только быстрее!
Терпнос сел на край табурета и начал: — Господин, один из бедняков нашего города должен мне двести драхм, он не может мне их вернуть.
— А мне что от этого, - парировал торговец.
— Я бы хотел, чтобы вы, господин, взяли на себя этот долг.
Хореос покраснел от ярости.
—
Вам это будет сделать легко, господин.
— Как?
— Дорогой Хореон, этот человек отдал бы вам свой дом вместо денег и свою семью впридачу.
— А кто это?
— Дромеон, мой друг, бывший моряк, но сейчас, к несчастью, ловец рабов… он бедняк, господин, настоящий бедняк.
— Это уже хуже, потому что такой никогда не вернет мне деньги.
— Тем лучше, потому что тогда ему придется заложить свой дом и семью.
— Что это за дом?
— Оно одиноко стоит на восточном берегу перешейка, на скале над морем.
— Я не помню такого.
— Как же, господин, там жил тот самый бегун из Милета во время Игр, на которого, как вы сказали , вы рассердились на пиру. Его звали Полиникос, или что-то в роде того.
Торговец слегка вздрогнул. Терпнос сразу это заметил.
— Да, — проворчал Хореон, — я помню, но это развалины, а не дом. Он не стоит и ста драхм.
— Возможно, но помимо дома вам достанется и семья Дромеона.
— Сколько их там?
— Мать и трое детей. Дочька только что достигла совершеннолетия.
Хореос неохотно ухмыльнулся.
— Для меня это ничего. В любом случае в городе уже слишком много разговоров о покупках в счет долга и продаже наших сограждан финикийцам.
— Это не настоящие греки, они из Кария.
— Ты же сказал, что это семья Дромеона.
— Да, но Дромеон — их отчим.
— Понятно.
Наступила минутная тишина. Богатый купец обдумывал предложение.
— Это ненадежное дело, — сказал он, наконец. — Отчим не имеет право принимать решения о продаже семьи. Эта прерогатива принадлежит отцу. Закон, правда, об этом умалчивает.
Терпнос пожал плечами.
— Даже если это и так, откуда они узнают об этом? Ведь это же всего лишь одна глупая женщина и маленькие дети. С ними не хотят знаться даже собаки.
Хореон устремил на него свои большие, вечно налитые кровью глаза.
—
Терпнос опустил глаза.
— Я ничего не имею против них, Хореон. Хотя они меня и оскорбили, да, вчера они меня опозорили. Раньше они были более скромными. Но после того, как во время Игр, у них пожил этот Полиникос Милетский, они так возгордились, что посмели выгнать меня из дома, и не только меня, но и своего отчима.
Хореон снова вздрогнул при упоминании имени Полиникоса.
– - Да, милостивый господин, -- продолжал Терпнос, -- посмели выгнать меня и своего отчима, хотя я не раз давал работу их матери. А еще и кричали на всю улицу, что никого теперь не боятся, потому что находятся под защитой храброго Полиникоса Милетского, который будто бы является их другом и защитит их от любого из нас. Да, они так и сказали, господин!
Эти слова внезапно привлекли внимание Хореона: — Они сказали, что Полиникос — их друг?
— Да господин. Хотя я не понимаю, как может милетский иноземец дружить с такой глупой семьей этих бедняков.
— Но они точно сказали, что он их друг, — настаивал торговец.
— Конечно, так и сказали.
Хореон захлопнул в ладоши. Его глаза загорелись, как у волка. — Хорошо, Это уже интересно. Я возьму дело в свои руки. Зови сюда этого своего должника Дромеона, или как там его зовут.
— Он уже здесь, господин, ждет в холле.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утром на следующий день, когда мать Диосса собиралась на работу, перед ее домом появился отряд городских стражников. Командир стражников в нескольких словах объявил несчастным, какая судьба их ожидает.
Поначалу никто из них не мог понять, что на самом деле произошло, они не хотели и не могли поверить в такое бедствие, и не могли представить себе его размеров; затем безысходность и отчаяние охватило их.
Они не могли понять, как это так они вдруг стали рабами, что их дом уже это не их дом, мебель – не их мебель, кружки – не их кружки, и что ни дочь, ни сыновья уже не принадлежат матери, ни мать детям, что вдруг они перестали быть людьми и стали чьей-то собственностью, обыкновенной вещью, не более того.
Стражники поторопили их, и велели взять с собой только самое необходимое - немного одежды, и несколько мисок. Один из них, который был немного милосерднее других, начал их утешать,говоря им, что они фактически пока не являются рабами, так как по закону должник является лишь поручителем в своем лице и может быть заключен в тюрьму на срок не более одного месяца. В течение этого времени никого никому нельзя будет его продать, а когда долг оплатят, сразу же освобожден. Только после того, когда истечет злосчастный гарантийный срок, он станет официальным рабом кредитора.